Чего нам ждать от французского бунта

«Мы же с вами не хотим, чтобы у нас были события, похожие на Париж…» Эта фраза, сказанная Владимиром Путиным в оправдание ареста Льва Пономарева, вошла в разряд самых цитируемых мыслей вождя.

Разумеется, 77-летний правозащитник, который никогда и никого не призывал к насилию, ни капельки не угрожает храбрым росгвардейцам. Ссылка на бессмысленный и беспощадный французский бунт просто подвернулась под руку. Но нет сомнения, что в тамошних беспорядках наше начальство действительно видит плохой и опасный пример для своих подданных.

Что не мешает ему радоваться неурядицам во вражьем стане и искать в призывах «желтых жилетов» какие-то приятные для себя вещи.

Причем не только искать, но и находить. Вокруг так называемых «Двадцати пяти требований желтых жилетов» организован невероятный ажиотаж в наших полуофициальных медиа охранительного толка, восторженно зеркалящих друг у друга призывы к выходу Франции из еврозоны, НАТО и ЕС. Правда, стопроцентно официальная «Российская газета» более аккуратна в выражениях и аттестует этот перечень призывов только как «один из списков, получивших довольно обширную поддержку участников протестного движения».

В самой Франции скан листовки с «Двадцатью пятью требованиями» опубликован на сайте «Le libre penseur» («Вольнодумец»), и, судя по числу прочтений, выражение «обширная поддержка» выражает скорее московские пожелания, чем парижские реалии. В одном из комментариев, появившихся под этой публикацией, говорится: «Данная Хартия вовсе не размещена на официальном сайте движения, в основном это с сайтов ультраправых… Так что можно сомневаться в ее „официальности“, уж извините…»

Несмотря на это, соглашусь, пожалуй, что эти «требования» кое в чем созвучны настроениям негодующих французских масс — ведь слияние ультраправых лозунгов с ультралевыми сегодня как раз дело обычное.

Там призывы и к крайнему изоляционизму (выйти из всех межгосударственных объединений, вернуться к национальной валюте, закрыть французские границы для мигрантов); и к радикальному повышению госрасходов на бедных и просто небогатых (круто увеличить МРОТ и пенсии, построить миллионы новых жилищ); и к ограблению сорока крупнейших компаний (выдавить из них 80 млрд евро); и к ликвидации засилья идеологии и пропаганды (видимо, имеется в виду политкорректность) в школах и в прессе; и к тому, чтобы поставить под народный контроль порядок принятия политических, административных и судебных решений; и, наконец, к тому, чтобы удовлетворить разномастные обиходные пожелания рядовых людей — от снятия радаров на дорогах до принуждения производителей бытовой техники к производству товаров с длительным сроком годности.

Все это, вместе взятое, привело бы в экономике, скажем, к немедленному распаду финансов, гиперинфляции и эвакуации капиталов (и капиталистов) за рубеж.

Чего, в общем, не приходится сейчас ожидать, т. к. эти «требования» — лишь пародия на ультиматумы, выдвигаемые «желтыми жилетами», так сказать, официальным порядком.

В ответ на полупокаянное обращение к народу президента Макрона — с обещаниями повысить МРОТ, уменьшить поборы с пенсий и не облагать налогами премии и сверхурочные — актив «желтых жилетов» не просто вымогает еще больше денег, но, скорее, выражает недоверие к французской системе, к руководящему классу, а также к идеям, которые этот класс самочинно навязывает стране.

Помимо призыва снизить налоги на предметы первой необходимости, «желтые жилеты» требуют дать народу право инициировать и проводить референдумы по любым поводам, в том числе и по принимаемым парламентом законам. Они хотят обязать президента выносить на народное голосование все международные соглашения. Это, конечно, не выход из ЕС, но определенно блокировка дальнейшей европейской интеграции. А отношение к управителям выражается в призыве значительно снизить зарплаты, привилегии и будущие пенсии выборных должностных лиц и высших категорий чиновничества.

«У нас, французов, больше нет контроля над тем, куда идет наша страна. Мы не забываем Лиссабонский договор (с помощью которого французское руководство уклонилось от референдума и резко увеличило в 2008-м глубину вовлечения Франции в структуры ЕС — ред.) Мы не забываем прекрасные обещания, которые никогда не выполняются. Вы сказали, г-н президент, о демократическом дискомфорте в стране. Но что вы предлагаете, чтобы это исправить? Ничего…»

Беспорядки начались четыре недели назад в ответ на попытку очередной раз увеличить введенный в 2013-м «зеленый» налог на топливо и шли по нарастающей. Уличные бунты во Франции — дело обычное. Но необычным оказалось одобрение протестов основной массой французов и их терпимость к буйству и вандализму агрессивного меньшинства демонстрантов.

Режиму Макрона пришлось пожинать плоды, унаследованные от предшественников, и одновременно платить за нелепости, созданные уже им самим.

Франция давно буксует, не находя выхода из тупика государства общего благоденствия, созданного в прошлом веке и исчерпавшего свои ресурсы. Система благ, раздаваемых различным группам, превратилась в лабиринт, в котором одни неплохо живут, почти не работая, а другие упорно трудятся за скромный доход, не получая при этом господдержки и платя растущие налоги. Именно эту вторую категорию, в которой много провинциалов, ежедневно проделывающих большой путь на работу и обратно, особенно вывело из себя поднятие побора на бензин. Подкрепление очередных дорогостоящих мероприятий претендующими на прогрессивность идеологическими доктринами злит многих людей не только во Франции.

Эммануэль Макрон пытается (или, по крайней мере, до сих пор пытался) поднять глобальную конкурентоспособность Франции, урезав социальные траты и сократив давление на бизнес. Этот курс, во-первых, не может принести быстрого процветания, а во-вторых, восстанавливает против системы тех, кто теряет блага.

Выдержать неизбежный общественный кризис можно. Но лидер должен восприниматься народом как свой человек, руководящий класс — взять на себя долю лишений, а та часть низовых групп, которая платит государству больше, чем от него получает, должна видеть для себя выгоды новой политики и чувствовать, что режим на ее стороне.

Сейчас нет ни того, ни другого, ни третьего.

Макрон — человек из элиты и кокетничает своей избранностью. При этом в президенты он прошел в качестве неожиданной фигуры и не имеет в своем распоряжении устоявшейся политической машины. От внезапно взлетевших вождей такого типа ждут решений вовсе не технократических, а, наоборот, популярных. Как вариант — популярных хотя бы у части народа, чтобы было кому перевесить недовольство остальных. Вместо этого Макрон группу за группой объединил против себя почти всех.

Инструментом этой антивластной мобилизации стал не только его высокомерный наполеоновско-деголлевский стиль, но и визионерство — утрированный пан-европеизм, раздражающий растущее число людей, малопонятные грезы о какой-то европейской армии, несвоевременные апелляции к затратным идеологизированным проектам, вроде «зеленой энергетики» и т. п. Стать вождем массовой «партии перемен» он поэтому не смог.

И на все наложилась растущая народная неприязнь к французскому правящему политико-бюрократическому классу, замкнутому в своем кругу, чуждому рядовым людям и не способному поэтому оправдать в их глазах свои привилегии, чрезмерны они или нет. Продукт этого глубокого недоверия — требования принимать все важные решения через референдумы, минуя опостылевших кадровых управленцев любых политических расцветок.

Конечно, Франция — это слишком большое учреждение, чтобы вот так взять и рухнуть. Протесты утихнут. По крайней мере, на время. А вот править по-прежнему макроновский режим сможет вряд ли. Или он сумеет сохранить свою реформаторскую активность, пересмотрев ориентиры, отбросив ложные цели и заметно изменив курс. Или вернется к традициям нескольких своих предшественников и будет изображать деятельность, топчась на месте. Второе вероятнее.

Поучителен ли французский опыт для России? Надеюсь, я ответил на этот вопрос. Автократия автократией, но мы видим в наших полупомешанных верхах много похожего. Хотя и в пародийно утрированном виде.

Сергей Шелин