Отцы и дети: наше время

Тема отцов и детей, а точнее, взаимодействия или, напротив, разобщенности разных поколений, актуальна всегда. Последний раз ее бурное обсуждение началось в минувшем году в связи с протестными акциями сторонников Алексея Навального, среди которых оказалось неожиданно много совсем молодых людей. Осмыслить этот феномен в своей лекции недавно попытался социолог «Левада-Центра» Денис Волков.

Один из наиболее интересных моментов тут состоит в том, что когда социологи взялись проводить исследование настроений молодежи, на которую многие из оппозиционно настроенных граждан поспешили возложить большие надежды, внезапно выяснилось, что по своим политическим взглядам современный среднестатистический россиянин в возрасте 18-24 лет достаточно консервативен. Во всяком случае, не менее консервативен, чем люди старшего поколения. И это не случайно, потому что, как совершенно справедливо отмечает по этому поводу Волков, «оценки молодых во многом повторяют оценки взрослых, и это отчасти понятно, потому что молодые люди — это все-таки часть нашего общества». И, добавим от себя, по этой причине и не могут быть радикально другими.

В частности, Волков приводит такой любопытный пример. Отвечая на вопрос о блокировке властью тех или иных мессенджеров, молодые люди, так же, как и пожилые, в большинстве своем поддержали эту меру. И это при том, что в интернет они, в отличие от своих бабушек и дедушек, заходят по нескольку раз в день.

Согласно опросам, молодежь в целом не очень стремится к переменам. Больше того, она, как отмечает Волков, хочет их даже в меньшей степени, чем люди старшего возраста. Социолог объясняет это тем, что молодые люди в возрасте 18-24 лет (таковых всего 6-7% населения) в значительной степени живут, что называется, на шее у родителей. Как правило, они учатся и им еще не ведома борьба за выживание. По этой причине их в этом возрасте пока все более или менее устраивает.

Подобная «холодная алгебра» социологических исследований, вероятно, может вогнать в тоску тех россиян, кто настроен оппозиционно к действующей власти, поскольку разбивает их едва вспыхнувшие идиллические надежды на «поколение Z», как называют современную молодежь. Консерваторы же, сторонники бесконечной «стабильности», перепугавшиеся было из-за возникшей почти на ровном месте политической активности молодежи, напротив, могут вздохнуть спокойно — вышедшие на протест юнцы, оказывается, это лишь пресловутая «школота», маргиналы, представляющие меньшинство не только общества, но даже молодежи.

Социологически, вероятно, так оно и есть. Однако история на многочисленных примерах прошлого доказывает нам, что мотором перемен очень часто выступает как раз политически активное меньшинство. Вопрос состоит лишь в том, когда, в какой момент и по каким причинам взгляды и убеждения этого меньшинства становятся взглядами и убеждениями большинства.

Помню, как в 1988 году я приехал в Литву. В то время в Москве небольшие группы карабахских армян устраивали пикеты с весьма умеренными требованиями — вернуть в Нагорном Карабахе, население которого тогда на 75% было армянским, преподавание их родного языка в школах. Литовцы об этом знали и шутили на улицах: «Свободу Нагорному Карабаху!». О независимости Литвы в республике тогда никто публично всерьез не говорил. Когда же я приехал в Литву в 1989 году, идея возвращения ее независимости была уже практически всеобщей, к ней в республике не призывал только ленивый. А в 1991 году в Вильнюс защищать эту независимость от советских войск приехало около миллиона человек со всей Литвы.

Путь от шуточек до собственного грандиозного освободительного движения, в котором участвовал едва ли не каждый второй житель республики, был пройден литовцами за каких-то три года. Но есть, конечно, и другие примеры, когда этот путь занимает десятки лет…

На вопрос о том, как и при каких обстоятельствах стремление к решительным переменам превращается из идеи меньшинства в идею большинства, а также в чем причины подобных социальных процессов, примерно сто лет назад попытался ответить один известный политический практик и теоретик. Момент подъема таких настроений он назвал «революционной ситуацией» и сказал, что она возникает в обществе тогда, когда в одну точку сходятся, с одной стороны, резкое ухудшение социально-экономического положения большинства народа, а с другой, власть («верхи») по тем или иным, часто психолого-социальным причинам, не может действовать так, как прежде привыкла. «Низы» же в это время уже не хотят жить, как раньше.

В общем, нового тут добавить особенно нечего, за исключением того, что перейдет революционная ситуация в революцию или нет, во многом зависит не только от стремлений политически активных масс, но и от тех или иных шагов власти.

Из российской истории XX века мы знаем как минимум три случая, когда революционные настроения масс совпали с ошибочными действиями власти. Речь идет о революции 1905 года, Февральской революции 1917-го и августовской революции 1991 года. Во всех этих случаях «верхи» необоснованно пошли на то, что в современной политологии называется «непропорциональным применением силы», и это для них плохо кончилось…

Возвращаясь к теме поколений, я хотел бы обратить внимание на еще один момент из не столь давней истории. Инертность нынешней молодежи никого не должна обманывать. Поколение «застоя», то есть тех, чья молодость в Советском Союзе пришлась на 70-е — первую половину 80-х годов XX века, было, вероятно, самым инертным, конформистским, соглашательским и безынициативным. Мы не можем привести ни одного массового выхода на улицу молодежи в 70-е — первую половину 80-х годов. Но именно это поколение сыграло ключевую роль в российской революции 1991 года и в крушении той, казавшейся незыблемой, системы. У поколения Z опыт уличных манифестаций уже есть…

И последнее. Если не вставать на позицию «теории заговора», то нужно понимать еще одну принципиальную вещь. А именно то, что политические революции сами по себе являются результатом и продуктом подспудно идущих и часто просто не видимых широкой публике экономических и социальных процессов.

Опыт нынешней эпохи показывает, что с помощью ловких политтехнологических шагов, методов информационной войны и пропаганды, разработанных в одной западноевропейской стране еще в 30-е годы XX века, можно удерживать власть очень долго. Однако жизнь устроена таким образом, что у всего и всегда есть свое начало, продолжение и конец. Физика жизни. И отменить ее никакие изощренные технологии не помогут.

Александр Желенин