Что не так с венесуэльским «социализмом»?

Прошедшие президентские выборы в Венесуэле стране дают хороший повод в очередной раз попытаться ответить на вопрос, вынесенный в заголовок этой статьи. Для начала о фактических результатах выборов. Николас Мадуро — наследник Уго Чавеса, отца венесуэльского «социализма XXI века», по данным национальной избирательной комиссии, при явке избирателей 46 процентов набрал 67,7 процента голосов избирателей. Его главный оппонент, политик либерального толка Анри Фалькон получил 21,1 процента.

То, что глава венесуэльского государства может быть избран менее чем половиной граждан, имеющих право голоса, да еще в ситуации, когда парламент фактически лишен своих полномочий — это уже вопрос к нынешней политической системе этой страны и тем, кто ее создал. Однако и на таких выборах оппозиция имела шанс победить. Бойкот голосования, к которому призвали противники Мадуро, (которые сами, тем не менее, приняли участие в выборах), оказался, мягко говоря, неудачной тактикой.

Если представить, что на нынешние выборы пришло бы столько же избирателей, как и пять лет назад, в 2013 году, когда Мадуро был избран президентом с перевесом в один процент голосов (тогда явка составила около 80 процентов), то, учитывая плачевное состояние венесуэльской экономики, вполне можно было представить себе победу Фалькона.

Впрочем, учитывая программу главного оппозиционного кандидата, можно сделать предположение, что большого счастья его победа венесуэльцам тоже не принесла бы. По сути, он предлагает старые добрые монетаристские методы решения накопившихся в стране проблем. Три столпа его программы — долларизация венесуэльской экономики, либерализация ценовой политики и прекращение национализации крупных частных компаний, вероятно покончили бы с главным ужасом нынешней Венесуэлы — дефицитом самых необходимых продуктов и бытовых товаров, однако всех глубинных противоречий этой страны они не решили бы.

Нынешний товарный дефицит — отнюдь не оригинальное явление для стран государственного социализма. Впрочем, Венесуэлу к таковым отнести все-таки нельзя, поскольку здесь имеется достаточно существенный слой легально действующих частных собственников. Если попытаться охарактеризовать ее социально-экономическую систему, то она скорее подходит под определение государственного капитализма, классическим образцом которого вероятно стоит считать СССР времен НЭПа (1921-29 годов) или современный Китай.

При этом дефицит всего и вся роднит современную Венесуэлу как с советской Россией эпохи «военного коммунизма» 1917—1921 годов (о котором Ленин, кстати, писал, что «у нас сейчас в экономике преобладает государственный капитализм»), так и с застойными временами позднего СССР. Те, кто не забыл даже относительно благополучные 1960-80 годы в СССР, прекрасно помнят, как с прилавков магазинов даже в Москве (не говоря уж о провинции) исчезали такие элементарные и традиционные для России товары, как гречка и картошка. Именно тогда в Союзе родился обидный, но точный для своего времени и места анекдот, гласивший, что социализм можно построить даже в Сахаре, но тогда там вначале начнутся трудности с песком, а потом он совсем исчезнет.

Возвращаясь к сегодняшней Венесуэле и программе ее либеральной оппозиции на прошедших президентских выборах, можно спрогнозировать, что будучи воплощенной в жизнь, она, вероятно, решила бы проблему дефицита продуктов за счет роста цен и либерализации всей финансовой сферы. Однако такой шаг пошел бы по преимуществу на пользу тем, кто на сегодня скопил определенные средства и готов тратить их на личное потребление и обогащение.

В числе таких выгодополучателей, как можно судить по словам самого Мадуро, признавшего проблему коррупции в госорганах, наверняка оказались бы и многие чиновники его «революционного» правительства. Что тоже хорошо знакомо бывшему советскому человеку. Как мы помним, главным выгодополучателем советской либерализации и приватизации 1990-х годов, помимо теневого бизнеса, вышедшего тогда на свет, стала старая советская номенклатура, которая, собственно, и была инициатором и проводником либеральных реформ в СССР.

По сути, первый шаг к венесуэльскому варианту НЭПа Мадуро уже сделал. В январе 2018 года он отказался от фиксированного курса национальной валюты. До этого в течение двух лет с 2016 года по январь 2018-го в Венесуэле официально существовало два курса боливара (что также очень напоминает ситуацию позднего СССР). Фиксированный курс Dipro на протяжении этих двух лет равнялся 10 боливарам за доллар. Плавающий Dicom был ближе к реальному рыночному — например, в мае 2016 года за один доллар по этому курсу давали 400 боливаров.

И вот в январе 2018 года Николас Мадуро объявил о ликвидации Dipro. Теперь все госзакупки и официальные операции с валютами осуществляются по плавающему курсу Dicom. Глава Венесуэлы обосновал такие меры необходимостью увеличения «фундаментальных показателей производства, распространения товаров» и (главное!) «их коммерциализации».

К подобному «предательству» идеалов «боливарианского социализма», новый команданте пришел не от хорошей жизни. Корреспондент газеты «Коммерсант» на днях описал свои впечатления от Каракаса: «Кафе есть, но официант сразу предупреждает, что заказать бургеры нельзя: хлеба нет уже несколько дней, и когда он появится, неизвестно». По словам журналиста «нехитрое блюдо из макарон и говядины почти равняется минимальной месячной зарплате. Большинство жителей Венесуэлы не могут позволить себе такой роскоши и вынуждены проводить часы (и иногда даже ночевать) в очередях за продуктами на государственных рынках, где цены контролируют власти. О появлении товаров первыми обычно сообщают своим родственникам и друзьям водители транспортных компаний, после чего слухи моментально распространяются по городу».

Всего за четыре года с начала падения мировых нефтяных цен уровень жизни в стране, делящей вместе с Россией 4-5 место в мире по запасам углеводородов, упал катастрофически. Национальная валюта за последние пять лет девальвировалась в десять тысяч раз! Уровень инфляции, по прогнозам Международного валютного фонда, в нынешнем году может составить 13 тысяч процентов. Число людей, живущих за чертой бедности, выросло с 48,4 процента в 2014 году до 87 процентов в 2017 году. Такие данные дает «Национальный опрос об уровне жизни населения Венесуэлы», сообщает тот же «Коммерсант».

Глава неправительственной организации Observatorio Venezolano de la Salud Марианелла Эррера рассказала изданию, что «как минимум 70 процентов населения не могут позволить себе достаточного питания. У 53 процентов детей в возрасте от ноля до двух лет из-за недостатка еды и плохого медицинского обслуживания зафиксированы задержки в развитии».

Проблема еще и в том, что производство нефти, дающее 90 процентов поступлений в бюджет Венесуэлы, последние годы здесь также катастрофически падает. В том числе и последние месяцы, когда цены на нефть достаточно значительно выросли. Так, по данным EIA (Energy Information Administration — независимое агентство в составе федеральной статистической системы США), количество активных буровых установок в стране упало с 70 в первом квартале 2016 года до 43 в четвертом квартале 2017 года.

Как произошло, что страна с численностью населения в 31 миллион человек, обладающая запасами нефти, сопоставимыми с российскими, рухнула в такую экономическую яму? Думается, что тут проблема не только в плохом управлении нефтяной отраслью, о которой говорится и в докладе EIA. Главное в том, что лидеры венесуэльского «социализма» плохо знают, что это такое — социализм, не говоря уже о том, что недостаточно разбираются в современной экономике и законах, по которым она функционирует. По большому счету они вместе со своим народом получают сейчас по лбу теми же граблями, на которые наступали их предшественники во всех без исключения странах, строивших социализм по советским лекалам.

Проблема в том, что как и Уго Чавес в свое время, Мадуро сегодня пытается управлять нерыночными методами экономикой с рыночными институтами, главным из которых является институт частной собственности, вполне себе живущий, хоть и придавленный государством в Венесуэле. В этом смысле их нелепые кувыркания последних лет, когда они национализировали крупные компании, включая и ведущие торговые сети, когда сажали хозяев частных магазинов за превышение назначенных сверху цен, весьма напоминали то, что делали большевики в советской России во времена военного коммунизма — попытку запретить свободный товарообмен по свободным ценам для субъектов экономики, продолжавших в массе своей оставаться частными предпринимателями.

В России 1918—1920 годов это привело к широкомасштабной гражданской войне, что не удивительно, ведь такая экономическая политика противоречила интересам абсолютного большинства населения, прежде всего, крестьян, составлявших тогда около 85 процентов населения страны.

В современной Венесуэле антагонизм между правительством и большинством граждан выражен не столь ярко по той причине, что в отличие от советской России начала XX века, это уже давно урбанистическое общество. По справочным данным ЦРУ за 2017 год городское население Венесуэлы составляло 89 процента, по данным Википедии — 93 процента. Большая часть венесуэльских горожан — это наемные работники и служащие на предприятиях нефтяной и тяжелой промышленности, строительной и телекоммуникационной отраслей, которые сейчас в основном национализированы. Плюс большая прослойка военных, полицейских, государственных и муниципальных чиновников, плюс работники образования и здравоохранения.

Получается, что большинство венесуэльцев — это те или иные категории городских наемных работников или государственных служащих. Соответственно, их благополучие, как до «боливарианской революции», так и после нее, зависело и зависит от работодателя. После революции этим работодателем в основном стал государственный чиновник. И что? Как принципиально этот факт улучшил положение венесуэльцев?

Ответ прост. После «революции Чавеса» их социальное положение принципиально не изменилось. Большинство из них, как были наемными работниками до Чавеса, так и остаются ими и сейчас, при Мадуро. Пока были высокие нефтяные цены, чавистское правительство осыпало их население различными социальными благами — улучшало уровень и доступность образования и здравоохранения, снижало цены на бензин до смешных значений. Чавес вдобавок еще строил бесплатное жилье для бедных. Все это прекрасно. Но после его смерти в 2013 году и обрушения нефтяных цен в 2014-м социальные «пряники» боливарианского государства закончились.

Правительство Мадуро пыталось бороться с ростом потребительских цен чисто советскими административными мерами с тем успехом, о котором было сказано выше. В этом смысле ничего оригинального и уникального в современном венесуэльском «социализме» нет. Да, собственно, если приглядеться повнимательней, то и никакого социализма тоже нет. Есть национальный государственный капитализм с определенными элементами социального государства. Не более того. Не случайно в программе Мадуро, почерпнутой из программы Чавеса, отмечено «самое дорогое, что завоевали венесуэльцы, — независимость».

Однако, как видно из результатов нынешних выборов, этой точки зрения придерживается лишь часть тех, кто пришел на участки для голосования. То есть, если вернуться к приведенным в начале этого текста цифрам, абсолютное меньшинство граждан, имеющих право голоса. Большинство венесуэльцев поступило, как видим, весьма непатриотично, решив, что бесконечный дефицит самых необходимых товаров, сумасшедший рост цен — это и вправду слишком дорогая плата за независимость.

Главная проблема чавистов том, что они не выучили или не поняли экономические уроки Великого Октября. Как и большинство современных традиционных левых, они продолжают все свои беды сводить к проискам «империи» (США), при этом в упор не видя «поднимающихся с колен» новых империалистических хищников — Россию и Китай. И это при том, что США продолжают оставаться главным рынком сбыта венесуэльской нефти, а значит и главным источником поступления «вражеской» валюты в страну, а также главным поставщиком потребительских товаров в Венесуэлу.

И последнее. В образовательную программу венесуэльского правительства входит ряд обязательных к изучению книг. Помимо произведений Чавеса, есть там и «Манифест коммунистической партии» Маркса и Энгельса — книжка небольшая и не сложная для прочтения и понимания. Однако если бы в стране «социализма XXI века» изучали марксизм несколько более глубоко, то несомненно узнали бы много интересного и поучительного. Например, что, как писал Маркс, «ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества». А также, что главной целью социальной революции и ее условием Маркс считал «преодоление отчуждения непосредственного производителя от средств производства, на которых он работает».

В свою очередь, более серьезное изучение советского опыта подсказало бы последователям «святого Уго», что при помощи передачи средств производства в руки государства, каким бы «революционным» оно себя не считало, это отчуждение не преодолевается.

Александр Желенин