Границы, общие для всех

Из «слуцкийгейта» неплохо бы убрать всю риторику про старых и новых людей, все это западничество vs консерватизм. История может иметь и имеет вполне традиционалистское, советское описание.

Что произошло по меркам тех благословенных лет, когда француженка держала мужа делом, немка телом, испанка грацией, а русская — парторганизацией?

Ответственный товарищ на важной работе зарвался. Был изобличен комсомолками. Они написали в парторганизацию по месту работы. История оказалась громкой и попала в центральную прессу. Более того, после этого сигнал на ответственного товарища прошел по линии еще и МИДа. И опять-таки публично.

Парторганизация собралась и вместо того, чтобы по-товарищески пожурить провинившегося, а потом взять на поруки и назначить испытательный срок (ну не убыло бы — ни от товарища, ни от комсомолок, ни от парторганизации по месту работы) — зачем-то сказала публично о том, что ответственным товарищам хватать комсомолок за всякое можно, а вот комсомолкам сигнализировать об этом нельзя.

Потому что жалобами на руководителей комсомолки бросают тень и играют на руку врагу, что при столь напряженной обстановке есть измена. Но позвольте, спросила бы вышестоящая комиссия, разбирая это дело, или журналист, скажем, «Правды» — а разве растрачивать свою энергию на, простите, разврат прямо на рабочем месте, когда ястребы угрожают нашему мирному небу, а Ближний Восток еще не полностью свободен от влияния неоколониализма и империализма — не есть предательство советских людей, выполняющих важнейшие государственные задачи в сложнейших условиях? Разве это не удар в спину крепкой советской семье — ячейке нашего передового общества? Да и кто должен встать на защиту моральной чистоты наших замечательных комсомолок, если не старшие товарищи, неглупые и чуткие? Не отдаем ли мы их своим желанием покрывать мелкие грешки даже самых заслуженных партийцев враждебно настроенным элементам?

Именно в советские времена эта история неизбежно кончилась бы неприятно и для комиссии, и для Слуцкого.

На самом деле, если убрать шутки с одной стороны и высокоморальные обличения со стороны другой — комиссия по этике продемонстрировала, что со времен СССР мы лишились одного важнейшего механизма — механизма ограничения — а вернее самоограничения элит.

Был ли он во времена СССР абсолютно лицемерен, как является абсолютно лицемерным в любом обществе? Разумеется, да. Не является ли такой механизм историей когда девять ловких судят одного неловкого — попавшегося? Почему нет. Не бывает ли так, что попавшийся на самом деле стал жертвой некой кампании, задачи которой лежат далеко за обличением обычной аморалки? Очень часто это так.

Но вот это циничное — «попался — отвечай» — на самом деле очистительное, исключительно полезное обществу и государству лицемерие. Как мыть руки после сортира или проводить любые гигиенические процедуры — может быть неестественно с высшей природной точки зрения, но полезно и важно.

Публичная демонстрация легких в общем-то ограничений, которым подвержены все от больших до малых, очень полезна и большим, и малым, и обществу в целом. И крайне вредна история, когда механизма этого нет. Вернее, когда в риторике высших классов подчеркивается, что по отношению к ним никакие ограничения невозможны. Когда коммуникацию про границы допустимого вести некому и не с кем.

Это не вопрос феминисток и традиционалистов. Женское равноправие вообще не про это. Это вопрос общественной гигиены. И компромисса между властвующими и подвластными. Компромисса о том, что есть границы, общие для всех. Вопрос того, что Ницше, если не ошибаюсь, называл «скрытой властью бессилия» в логике, что лишая человека власти над обстоятельствами и политической власти, не надо его лишать ощущения власти над собой, над своей жизнью, над своими «личными границами». Иначе он отомстит, став с помощью вот этой самой «скрытой власти бессилия» значительно сильнее и опаснее,чем мог сам и предположить.

То, что сделала комиссия — это та самая ошибка, которая хуже, чем любое преступление.

Глеб Кузнецов

Прочитать оригинал поста можно здесь.