Posted 17 ноября 2017, 16:58
Published 17 ноября 2017, 16:58
Modified 30 марта, 21:31
Updated 30 марта, 21:31
Чрезвычайное оживление в рядах наших думающих людей по случаю переворота в Зимбабве (на самом деле даже и не вполне законченного — мощный старик продолжает упрямиться, хотя время во всех смыслах этого слова работает против него) вызвано, разумеется, вовсе не тревогой за судьбу этой далекой, хотя и дружественной страны. Редкий россиянин, пусть даже и с высшим образованием, покажет ее на карте. Весь интерес тут, конечно, не к чужим делам, а к нашим. Но если присмотреться, аналогии совершенно неверны.
Длительность правления, авторитарность и несменяемость вовсе не являются главными компонентами упадка режима Роберта Мугабе. Ли Куан Ю, тоже проживший больше девяноста, самовластно правил Сингапуром не тридцать семь лет, как Мугабе своей страной, а добрых сорок пять — сначала как премьер, а потом как верховный авторитет — и благополучно передал власть своему сыну.
Драматургия смещения Мугабе определяется четырьмя факторами.
1. Мугабе — отец-основатель Зимбабве. Неотъемлемая часть истории этой страны. Просто так его не уволишь. Отсюда и показное уважение к нему путчистов.
2. За годы его правления Зимбабве, в сравнении с временами колониального гнета, основательно прогнила. Ученые спорят, катастрофически или нет, но сам факт не отрицает никто. Повальное бегство жителей в соседние страны, бандитизм, продолжительность жизни меньше 50 лет, пандемия СПИДа, гиперинфляция, сменившаяся отказом от национальной валюты, — все складывается в картину безнадежного или, как минимум, глубокого упадка.
3. Зимбабвийское общество было и остается структурированным. Это не бесформенная масса. Там действуют некукольные оппозиционные партии, хорошо представленные в парламенте, и оппозиционные политики, которые если не де-юре, то де-факто побеждали Мугабе на выборах. Там неоднородна правящая клика, в которой много ветеранов партизанской войны против колонизаторов. Не уверен, что эти ветераны при близком с ними знакомстве сильно бы к себе расположили, но само наличие уверенной в себе и амбициозной верхушки, влиятельной в массах, армии и спецслужбах — важнейшая причина того, что сейчас происходит в этой стране.
4. Возраст Мугабе не имел бы принципиального значения, если бы его физическое и умственное состояние было сносным. Но оно в последние годы совершенно не таково, хотя внешне он выглядит очень прилично для своих лет.
Как видим, из четырех факторов только первый работает в пользу Мугабе, а вот три остальных складываются в политический приговор, не отменяемый, а только смягчаемый его идеологическим статусом.
Но главное для нас, конечно, не это, а то, что ни один из этих четырех компонентов не имеет никаких аналогов в сегодняшней России.
Отцами-основателями государства массы считают Сталина или Ленина, но почему-то не Ельцина. А Путин в этом качестве если и воспринимается, то меньшинством. Рассуждения о том, что Россия это Путин — скорее придворный комплимент, чем отзвук состояния умов. Но сегодня формула путинской несменяемости довольно легко обходится без этого слагаемого.
Отвлекаясь от темы немного в сторону, скажу, что смещение отца-основателя, если все прочие факторы работают против него, как раз не является чем-то исключительным в мировой практике.
Взять, например, Сукарно — основателя (в 1945-м) Индонезии, гигантской страны, определенно более заметной, чем Зимбабве, с населением почти вдвое больше нашего. Ему поклонялись как божеству. К народу он обращался так: «Я, Сукарно, Великий вождь революции, Отец Нации, Президент и Верховный главнокомандующий, говорю…»
После двадцати лет правления, придя к полному краху во внутренних и внешних делах, Сукарно был изолирован военными и частью политического класса. Но идеологическое оформление его отставки заняло несколько лет и проходило под лозунгами: «Исправлять! Исправлять ошибки Отца Нации! Не давать ему делать новые! Великий вождь революции обязан хотеть, чтобы его поправляли!»
Эта кампания возымела успех, потому что индонезийское общество и его руководящий слой были структурированы, то есть приспособлены к тому, чтобы влиять на свою власть, а в случае чего и менять ее. Даже и давая со временем некоторый реванш тем, кого отстранило. Тридцать лет спустя ничем не примечательная дочь основателя государства Мегавати Сукарнопутри в память об отце стала президентом, отработала четыре года, провалила очередные выборы и сошла со сцены.
А теперь вернемся обратно к нам. За последние полвека главное лицо в нашей державе смещалось дважды: Хрущев в 1964-м и Горбачев в 1991-м. В первом случае вождя отправила в отставку мощнейшая в ту пору партийная машина, которой подчинялись спецслужбы и армия. Во второй раз — машина власти Российской Федерации, которая сломила деморализованную союзную. Структурированность верхов оба раза была налицо, а во втором случае важнейшими игроками были еще и широкие массы, объединенные, пусть и ненадолго, под идеологическим знаменем.
А что у нас есть сейчас? Да почти ничего. Институции — муляжные. Сравните, например, нынешнюю Думу с тогдашним российским депутатским съездом. Или правительство Гайдара, которое само принимало решения, с правительством Медведева, которое в качестве коллективного органа власти существует только на бумаге.
Конечно, полной, идеальной бесструктурности не бывает. Существуют ведомства — силовые и гражданские, существуют феодализированные бизнес-княжества. Но способности создавать сколько-нибудь серьезные коалиции у них сегодня не видно.
Низы сейчас больше политизированы, чем несколько лет назад. Но и это лишь первые шаги вверх от абсолютного нуля.
И все это на фоне экономического и социального застоя, а вовсе не краха и аварии, которые заставили бы людей всех статусов хотя бы задуматься о смене курса.
Наша страна устроена сегодня совсем не так, как в прошлые десятилетия. Все заточено на топтание на месте и несменяемость власти. А уж до Зимбабве от нас дистанция огромного размера. Смешно и сравнивать.
Сергей Шелин