Зачем Путину Кадыров

«Уверяю вас, никакой фронды со стороны руководства Чечни нет. Прошу всех успокоиться, все в порядке», — сказал Владимир Путин на пресс-конференции в Китае, уточнив, что каждый гражданин страны, включая и руководителей регионов, «имеет право на собственное мнение по поводу внешней политики российского государства».

Таков был ответ на вопрос: «Имеет ли право высшее должностное лицо занимать позицию, отличную от позиции федеральной власти во внешней политике, или это высшее должностное лицо уже должно уходить?» Имелась в виду «дискуссия между федеральной властью и Рамзаном Кадыровым, который сказал, что если его не устроит позиция России по Мьянме, то он будет против России».

Согласитесь, необычно прямой вопрос и на удивление либеральный ответ. До сих пор главы регионов и прочие корифеи нашей властной вертикали не пользовались своим правом осуждать официальный международный курс, даже если допустить, что такое право где-то в запечатанном конверте у них и хранится.

Был ли успокоительный ответ Путина вынужденным, или за ним скрывается какая-то тайна?

В многочисленных версиях, которые появились по поводу мусульманских митингов в Москве и Грозном и сопутствующих выступлений Кадырова, есть и такая: все было спланировано заранее, роли наперед распределены, и Кадыров просто помог Путину осуществить намеченный поворот от прежнего промьянмаского курса, обеспечив, так сказать, демократическое давление снизу.

Довольно странно предполагать, что для небольших перемен на третьестепенном международном направлении у нас требуется какое-то давление снизу. Но если бы дело именно так и обстояло, то ни о каком фрондерстве речи действительно не шло бы. Однако явная растерянность и нервозные шараханья федеральных структур говорят о другом.

МИД, который на ходу начал корректировать свои свежие заявления о поддержке Россией правительства Мьянмы. Полиция, с непривычным тактом и робостью отнесшаяся к несогласованному многолюдному митингу у посольства этой страны. Официальное агентство, с сайта которого, недолго провисев, исчезла боевая статья, трактующая митинг как пролог к беспорядкам и террору. Президентский пресс-секретарь, привыкший запросто комментировать что угодно, но на этот раз объявивший, что берет паузу, чтобы разобраться. Совершенно не похоже на домашнюю заготовку.

Тем более, что через день-два маятник качнулся обратно. Пикетчиков у посольства начали задерживать, хотя и без лишнего усердия. В официозных СМИ появились осуждающие их материалы, пусть и сдержанные по тону. В коммюнике о встрече Путина с главой мусульманского Египта фигурируют равноудаленные пожелания прекратить «проявления насилия, от кого бы они ни исходили и против кого бы ни были направлены, в том числе против мусульман», а в официальном сообщении о его беседе с премьером буддийского и притом граничащего с Мьянмой Таиланда эта тема и вовсе отсутствует.

Тем не менее, Рамзан Кадыров счел нужным приостановить полемику на конструктивной ноте — поблагодарил Владимира Путина «за осуждение насилия против мусульман в Мьянме» и напомнил, что ​«является верным пехотинцем нашего президента». Дело выглядит так, будто Кадыров поиграл мускулами, однако вовремя остановился, а Путин в награду не стал засчитывать его демарш как «фрондерство».

Но вряд ли все так просто.

Мьянма не является главным проблемным участком ни для российской политики, ни для мирового ислама. Поход ее властей против рохинджей, являющийся скорее этнической, чем религиозной чисткой, — одна из многих кровавых акций, происходящих сегодня в разных краях. Отличие этих репрессий от прочих в том, что в них не вовлечены большие внешние интересы, в отличие, например, от войны в Сирии и в Ираке. И сама Мьянма не является могучей державой, в отличие, скажем, от Индии или Китая, критиковать внутренние мероприятия которых — достаточно накладное занятие.

Нескольких митинговых дней вполне хватило на то, чтобы Рамзан Кадыров уверенно продвинулся в решении своих задач: выступил в качестве главы российских мусульман, заставил вздрогнуть федеральные ведомства и обозначил себя как самостоятельного международного игрока.

Повторяя эпатажные реплики из его субботнего (2 сентября) обращения, сохранившегося на YouTube, у нас недостаточно внимания обращают на внутреннюю его логику.

Кадыров выступает не в качестве чьего-либо подчиненного, а словно глава самостоятельного режима — обсуждающий возможность или невозможность послать войска в Мьянму, отдающий должное усилиям глав других держав (например, Эрдогана), прозрачно напоминающий о жертвах, понесенных Чечней в недавних войнах. Аудитория все это впитывает и запоминает.

Нравится ли такое Путину? Подозреваю, не во всем. Но, думаю, он мирится с этим как с чем-то, ставшим уже неизбежным.

Кадыров уверенно контролирует Чечню. Это сильнейший его козырь, примиряющий с необходимостью массированных выплат из федеральной казны, а также и с тем, что Чечня управляется не из центра. У него под рукой большая и мобильная военная сила, роль которой в России и за границей весьма велика. Его международные связи, например, с саудитами позволяют ему, как говорят, оказывать Москве ценные посреднические услуги при разделе Сирии на сферы влияния.

В координатах, в которых сейчас существует режим Владимира Путина, Рамзан Кадыров почти незаменим, несмотря даже на наличие сильных врагов и завистников. У них просто нет подходящих инструментов.

Официальная идеология, отрицающая светские основы государства, не может ничего противопоставить превращению религии в политическое знамя и строительству местного, насквозь клерикализованного порядка. Федеральная бюрократическая машина, бестолковая и разболтанная, беспомощна перед спаянной и решительной региональной. А внешние конфликты, в которых вязнет наш режим, то и дело требуют боевой поддержки и особых дипломатических мероприятий, которых унылому и нерасторопному ведомству Лаврова не поручишь.

Рамзан Кадыров и в самом деле не фрондер. Фрондируют слабые. А он — один из нескольких тяжеловесов, которые естественным порядком выросли в путинской системе на нынешней стадии ее развития. Почти полностью самостоятельная фигура, за которой поднимается растущая сила. Человек, который знает, чего хочет.

Сергей Шелин