Мир меняет памятники

Наша страна обрела заново перелопаченное прошлое. А чтобы люди не забывали об этом, не реже раза в неделю воздвигают очередной монумент какой-нибудь начальственной особе, которая это прошлое украшала своей персоной — Ивану Грозному, товарищу Сталину, князю Владимиру. И приказ организовать в Херсонесе «русскую, российскую Мекку» отдан, не сомневаюсь, тоже с прицелом на сооружение новых статуй — таких же, как уже возведенные, только больше.

То, что выпекаемые сейчас памятники разным лицам похожи друг на друга вплоть до взаимозаменяемости, считаю их достоинством. Ведь все они и в самом деле про одно и то же, как про одно и то же были советские памятники Ленину.

Помимо прочего, наша казенная памятникомания — это ответ на украинский «ленинапад». Там снесли ильичей, потому что украинская политическая идентичность исключает Ленина и все с ним связанное. Значит, у нас надо сделать наоборот. На то и развод с Украиной. И тылы наших российских ленинов, нерушимо стоящих на каждом шагу, укрепляют иванами грозными и колчаками. Сложите их вместе, перемешайте как следует — и получите ту идентичность, которую начальство считает идейно съедобной и способной продержаться чуть ли не века.

Архаика? Да. Но она идет в ногу со временем. Вся планета сейчас меняет памятники. Возводит одни, сносит другие. Думаете, я про Америку? Нет, для начала про Африку. Причем не про памятники колонизаторам, которые долго стояли нетронутыми, хотя эпоха колониализма давно прошла, а вот недавно вдруг пошли под снос.

Но когда лавина набирает ход, то под нее что только не попадает. Несколько месяцев назад интеллигенция Ганы потребовала убрать статую Махатмы Ганди, привезенную в подарок индийским президентом и смонтированную около местного университета.

Во-первых, Ганди несколько раз допустил неполиткорректные высказывания о коренных африканцах. Это у него, конечно, было к слову. Они не особо его интересовали. Но ведь слово не воробей. За него и наказать можно век спустя. А во-вторых, и интеллектуальный авангард Ганы считает это главным, надо изжить, наконец, низкопоклонство перед иноземцами и сосредоточиться на возведении монументов родным африканским героям и героиням. Спросите: не расизм ли? А я отвечу: утверждение идентичности. А с идентичностью не пошутишь. Она всюду своя и редко стремится нравиться посторонним.

Вот теперь пора и про США. Страна отдаленная и при этом неплохо изученная. Что помогает спокойно разобраться в сути явления.

Говорят, что свержение статуй знатных южан, вроде генерала Роберта Ли, — это ответ тамошних либералов на избрание Трампа. Не думаю. Лавина начала там свое движение как минимум пару лет назад, а сейчас только выходит на оперативный простор.

Пытаются перерешить вопрос, вроде как решенный. Мифология тамошней Гражданской войны менялась несколько раз и, казалось, довольно давно уже пришла к общеприемлемому результату.

Сначала, сразу после своей победы, северяне пытались полностью переделать Юг («реконструировать» его). К концу 1870-х эта политика зашла в тупик, был свернута, и южные штаты сами себя обустроили. Чернокожие их жители не стали снова рабами, но вынуждены были существовать на правах низшей касты. В эти десятилетия как раз и воздвигли пресловутые статуи. Они маркировали примирение Юга с Севером в первой своей версии. Разумеется, это было примирение белых с белыми.

Кому интересна эта идеология, пусть посмотрит американские фильмы 1930-х, времен Франклина Рузвельта, великого президента-демократа (а Демократическая партия во время Гражданской войны сочувствовала Югу, твердо стояла против отмены рабства и потом долго помнила об этом).

Всем известные «Унесенные ветром» (1939 г.), поставленные по роману южанки, внучки конфедератов, как раз нетипичны. Это сугубо «южный» взгляд (плантаторы благородны, отважны, добры, хотя и слегка легкомысленны; черным хорошо в рабстве и грустно на свободе; янки-северяне — нахальные оккупанты).

Рядовая кинопродукция, повествовавшая о Гражданской войне и последующих годах, транслировала в те же 30-е гораздо более тонкую мифологию. Конечно, южане и тут выглядели симпатичнее, но ссорить Север с Югом никоим образом не стремились.

Вот, к примеру, вестерн, действие которого происходит через десяток лет после Гражданской войны. Группа федеральных солдат пытается отбить атаку индейцев (тогда такие сцены не были под запретом). Похоже, гибель неизбежна. Но тут появляются двое отважных ковбоев, и общими силами противник отбит. «Да, ребята, жаль, не было вас с нами под Геттисбергом. Тяжело нам там пришлось. Особенно когда их кавалерия на нас пошла…» — говорит немолодой сержант-федерал. Ковбои переглядываются. «Ну, вообще-то, мы там были. В кавалерии…» Сержант вздыхает. Ковбои улыбаются. Зрительный зал утирает слезу умиления.

Чернокожие в этих фильмах появляются изредка, ненадолго и почти всегда в качестве особого рода положительных персонажей. Чтобы выступить в роли верных слуг и как бы младших членов семьи при белых южанах, или чтобы отвергнуть подстрекательства аболиционистов: «Не надо нас на бунт толкать. Подождем, когда правительство само нас освободит…»

Эта мифология прожила до 1950-х, и южные консерваторы пытались на нее опереться (в том числе взывая к памятникам и прочим символам), когда черное движение за гражданские права, белые либералы и федеральные власти перешли в наступление на Юге. В 1960-е система дискриминации была сломана.

А статуи стояли по-прежнему. Часть мифологии, связанной с ними, осталась если и не общепринятой, то широко распространенной. Мешали ли они кому-нибудь? Вряд ли чернокожий южанин или либерально мыслящий белый станет восторгаться генералом Ли. Но вытекает ли из этого, что он должен воевать с его памятником?

Я часто бываю по делам в одном учреждении на Исаакиевской площади в Петербурге и прохожу мимо конной статуи Николая Первого. Не одобряю этого политического деятеля и не восторгаюсь эстетикой монумента, но рад, что большевикам когда-то хватило ума отказаться от сноса этого памятника. Он — часть города и давно стал частью его идентичности. Ломать идентичность без очевидных и важных причин — признак одержимости.

В США осуществляется мощная попытка переиграть давно прошедшую Гражданскую войну и силком переделать идентичность потомкам конфедератов, которые и сейчас составляют большинство на американском Юге.

К равноправию и справедливости это отношения не имеет и является одним из выражений идеологического наступления, которое в разных, но внутренне родственных формах охватило весь мир, включая и нашу державу. Я не любитель нанизывать термины, но если нужен термин, то назову это наступление неототалитарным.

По любому поводу единственно правильной и допустимой все чаще признается только одна точка зрения — как правило, не менее мифологичная, чем прежние шаблоны, но, в отличие от них, обсуждению не подлежащая.

Роберт Ли воевал за рабство — следовательно, не должно быть никаких его статуй. Все прочее в расчет не берется. В ответ на сами собой возникающие вопросы, не придется ли тогда дезавуировать и отцов-основателей США, ведь Вашингтон и Джефферсон тоже были рабовладельцами, разъясняется, что они были правильными рабовладельцами, поскольку воевали за отделение от англичан. Того, что отцы-основатели, воюя за независимость от англичан, защищали в том числе и рабство в своей родной Вирджинии, которого в Англии не было, замечать нельзя. Как и того, что конфедераты воевали не просто за рабство, а за отделение Юга от Севера, и в своей борьбе с достаточным основанием вдохновлялись образами Вашингтона и Джефферсона.

Тоталитарный подход к любой ситуации категорически против того, чтобы кто-либо старался ее понять. Надо не рассуждать, а восхищаться тем, что правильно, и клеймить то, что неправильно, получив указания насчет того и другого. Указания в любой миг могут быть изменены, и тогда тот же Джефферсон из хорошего рабовладельца мгновенно превратится в плохого и будет упразднен, а автором Декларации независимости назначат другого.

Ясно, что дело вовсе не только в статуях. Неототалитарная волна катится по всем направлениям. Всего один пример, взятый из Википедии, как собрания всего самого расхожего и банального. Статья о глобальном потеплении. Сообщив, что существует еще «климатический скептицизм», т. е. сомнения в том, что нынешнее потепление климата вызвано деятельностью человека, авторы статьи перечисляют причины этого прискорбного скептицизма, самая прелестная среди которых такая: «Дополнительным фактором являются журналистские нормы, требующие для равновесия давать слово обеим сторонам спора, даже если есть широкий консенсус среди учёных…»

Хоть и без умысла, но тут идеально четко прорисована стандартная схема ликвидации свободы на отдельно взятом участке. Ученый-климатолог не сделает карьеры, если станет спорить с потеплистами. Так что «широкий консенсус среди ученых» возникает сам собой. Затем этим ученым консенсусом начинают бить по голове широкую общественность, которая не имеет специальных познаний и тянется к авторитетам. После чего остается одно препятствие — остатки профессиональных стандартов в масс-медиа, «требующие давать слово обеим сторонам». Как только с нелепым пережитком будет покончено, на этом участке, как и на всех прочих, наступит господство единственно правильных идей.

К чему я так много об иностранном? А к тому, что все, происходящее на Западе, невидимыми путями перетекает к нам и отражается в России как в зеркале. Это только кажется, что у нас все нисколько не похоже и даже совсем наоборот. Чаще — то же самое, что у них, но только вверх ногами и в утрированном виде.

Не берусь предсказать, насколько высоко поднимется всемирная неототалитарная волна. Но допускаю, что ушедшая эпоха постмодернизма, 1980-е — 1990-е, будет вспоминаться как золотой век свободы, от которой отрекся XXI век.

Сергей Шелин