Posted 18 июля 2017,, 19:07

Published 18 июля 2017,, 19:07

Modified 31 января, 16:06

Updated 31 января, 16:06

Россия осталась без будущего

18 июля 2017, 19:07
Сергей Шелин
Рядовые люди смотрят на свой быт чуть бодрее, чем год—два назад. Но заслуг государственной машины в этом нет.

«Кремлю пока не удается придумать образ будущего, с которым Владимир Путин мог бы пойти на выборы-2018». Редко в какой политической статье вы не найдете эту фразу или что-нибудь на нее похожее.

Если смотреть сверху, то дело, конечно, именно так и обстоит. А как сейчас с «образом будущего» у так называемого простого человека? Ведь, судя по докладам, в страну возвращается процветание. С каждым новым кварталом ВВП прибавляет по полпроцента. Индексы потребительских настроений, рухнувшие в предыдущие годы, идут на поправку. Кажется, самое время для оптимистических настроений. Что говорят знатоки народной души?

ВЦИОМ, близкая к руководящим кругам опросная служба, публикует с интервалом в один день два отчета.

Первый — о «карте страхов» россиян. Глядя на эту «карту», видишь, что всеобщие опасения по случаю роста цен, недоступности привычных товаров, напряженности международного положения, а также уменьшения личных доходов в последние месяцы выросли. «Наметившаяся ранее тенденция к обострению социальных страхов в июне закрепилась… Оптимизм общества в отношении преодоления кризиса и сохранения политической стабильности становится неустойчивым», — огорчается вциомовский аналитик. Можно подумать, что пациент скорее мертв, чем жив.

Но всего сутки спустя второй отчет, посвященный индексам социальных оценок и ожиданий, напротив, разъясняет, что пациент скорее жив, чем мертв. Комментируя его результаты, другой вциомовский аналитик сообщает, что «первое полугодие 2017 года можно охарактеризовать как период довольно-таки уверенного выхода из „штопора“, в который наше общество „свалилось“ год назад…»

Правда, при внимательном чтении выясняется, что сограждане в последнее время стали оптимистичнее оценивать лишь свою личную ситуацию, но никак не ситуацию в стране: 45% опрошенных полагают, что худшие времена еще впереди, 21% — что мы именно сейчас их переживаем, и только 27% — что они уже позади. Это примерно тот же расклад, который фиксировался и в 2015-м, и в 2016-м. Только в начале нынешнего года доля ожидающих худших времен вроде бы сократилась, но этим летом опять поднялась к прежним своим значениям.

Впрочем, не будем зацикливаться на опросах, нацеленных на поиск золотой середины между ожиданиями заказчика и действительностью, да еще и страдающих от несовершенства методик. Что видит, а что не видит вокруг себя средний россиянин, понятно и без них.

Скажем, заметить подъем экономики он не может, даже если ее подъем и в самом деле начался. Слишком уж этот бум скромен и тих.

Полуторапроцентный рост ВВП, ожидаемый в этом году департаментом прогнозирования Центробанка, самой солидной из казенных аналитических служб, близок к статистической погрешности измерения. И даже такой рост не вполне еще гарантирован. Например, если исключить сезонные факторы, промышленный индекс в июне, по свежим данным Росстата, снизился на полпроцента после начавшегося было роста в феврале—мае.

Не заметит среднестатистический россиянин и подъема уровня своей жизни. Объем розничных покупок, вроде бы пошедший в рост в первые месяцы 2017-го, перестал увеличиваться и остается сейчас (при исключении сезонных факторов) примерно таким же, как в апреле.

Потребительская инфляция, о которой с гордостью рапортовали как о рекордно низкой, с прошлого месяца опять набирает ход. В первой половине июля ежедневный рост цен был вдвое выше, чем год назад.

Финансовые власти клянутся загнать инфляцию обратно в рамки, но пока этого не произошло. Люди начинают сомневаться даже и в этом экономическом достижении последнего времени — одном из поистине немногих, работающих в их пользу. «Снижение инфляционных ожиданий населения в июне приостановилось — оценка ожидаемой годовой инфляции все еще заметно превышает уровень в 4%», — признает ЦБ.

Так что если говорить о кризисе в самом узком, чисто хозяйственном его понимании, то у простого человека особых причин для оптимизма не возникло. Спад, может быть, и прекратился (или хотя бы близок к прекращению), но признаков возврата к прежнему благосостоянию не заметно.

Спору нет, десятки миллионов людей как-то приспособились к новым условиям: кто-то нашел доход в теневом секторе, кто-то кормится с садового участка, кто-то научился обходиться без качественной еды и товаров — но ни в том, ни в другом, ни в третьем никаких заслуг государства нет.

От государства рядовой человек получает только плохие новости и плохие обещания. Ему повышают коммунальные и транспортные тарифы, делают платным то, что раньше было бесплатным, бомбят планами все более издевательских запретов и обременений — от кары за курение около подъездов и до какого-то спецналога на реализацию закона Яровой.

Сегодняшний день тяжел, а завтрашний заранее испорчен планами и угрозами, которыми фонтанирует госмашина. Она сулит людям только проблемы и неприятности. Это ее единственная продукция.

Есть ли у нее в запасе хоть что-то позитивное, радостное, какие-нибудь светлые панорамы, которые она могла бы развернуть перед людьми? Каждому простолюдину — по «дальневосточному гектару», каждому миллиардеру — еще по миллиарду? Или, чтобы было за кого порадоваться, каждый день по свадьбе в судейско-следственном семействе?

Совершенно нормально, что в распоряжении Владимира Путина нет «образа будущего». Его и не должно быть. Потому что «образа будущего» нет у его подданных.

Сергей Шелин