Posted 12 июля 2017, 12:06
Published 12 июля 2017, 12:06
Modified 30 марта, 22:44
Updated 30 марта, 22:44
Алексей Навальный согласился на открытую дискуссию с бывшим донбасским «кондотьером» Игорем Стрелковым (Гиркиным), что вызвало гнев в демократической среде. Но Навальный давно уже следует принципу «любое упоминание в прессе, кроме некролога, — это пиар». Так, собственно, и делается большая политика: ты раскручиваешь себя как бренд, приобретаешь известность, чтобы бороться за власть. Именно потому, что Навальный и раньше действовал подобным образом, он стал единственным настоящим оппозиционным политиком в сегодняшней России.
Начинал Навальный в «Яблоке», но вовремя оттуда ушел. Есть разные мнения о том, почему это случилось. Однако, вне зависимости от конкретного повода, причина разрыва выглядит вполне очевидной. «Яблоко» стало бесперспективной и, видимо, нереформируемой структурой. Из политической партии оно превратилось скорее в правозащитную организацию. Там есть ряд хороших людей, за которых и я порой голосую из личной симпатии, но к политике это, увы, не имеет никакого отношения. «Яблоко» не борется за власть, а лишь заявляет обществу о своей позиции.
В отличие от бывших соратников по партии, Навальный стал искать для себя политическую нишу, которую создает массовый запрос на лидера нового типа, не тождественного Путину. И поначалу нашел этот запрос в националистической среде. Был ли он тогда действительно националистом, мы, возможно, никогда не узнаем. Для политики важны не личные взгляды, а соответствие лозунгов массовым запросам. И Навальный стал широко известен в узких кругах.
В тактическом плане ставка на национализм, по всей видимости, была ошибкой, поскольку впоследствии Навальному пришлось кардинально менять политическую линию. Но в стратегическом плане он сделал тогда главный выбор: ориентироваться не на давно сложившиеся, «вечные» догмы, как принято было у политиков старших поколений, а на текущую политическую конъюнктуру. Более того, став националистом, Навальный не ограничился следованием в стандартном русле, проложенном «русскими маршами» и идеологией «хватит кормить Кавказ». Он, очевидно, осознавал необходимость все время создавать информационные поводы, чтобы подпитывать интерес масс к своей персоне. Независимо от того, как объективно складываются обстоятельства.
В парламентских выборах 2011 года Навальный (как и другие националисты) не участвовал. Тем не менее среди интеллектуалов он оказался в декабре 2011-го одной из самых обсуждаемых фигур, поскольку предложил оригинальный способ голосования: за любую партию, кроме «Единой России».
В содержательном плане это тоже была ошибка, как и с курсом на национализм. Вместо того, чтобы голосовать против жуликов и воров, нам предложили голосовать за жуликов против воров». Борис Немцов был гораздо честнее и последовательнее, предлагая послать всю участвовавшую в выборах разношерстую компанию туда, куда в России принято посылать людей, стремящихся тебя надуть. Но для рядового избирателя такой совет был неприемлем. Он убивал интригу и обрекал на пассивность. Навальный же создал иллюзию движухи. Люди активно голосовали, а потом митинговали в ответ на обман со стороны ЦИКа. И, естественно, все время вспоминали про Навального. Даже когда формально отстаивали интересы справороссов против единороссов.
Трудно сказать, стремился ли тогда Навальный продвинуть себя, или же пытался внести раскол в ряды «путинцев». Раскола он, конечно, не внес — просто некоторые жулики нажили себе небольшой политический капиталец на скандале. Зато сам Навальный с того момента стал фактически главной фигурой в оппозиции, действительно борющейся за власть.
Казалось бы, он занял прочные позиции на правом фланге российской политики. Но тут в курсе Кремля произошел непредумышленный поворот — слева направо. Связан этот маневр был с углубляющимся экономическим кризисом и невозможностью поддерживать стабильное повышение уровня жизни в стране из-за проблем с нефтедолларами. Трудно ведь быть по-настоящему левым, когда у тебя деньги кончились. Поэтому после крымской истории Путин оказался по-настоящему правым. Реальные доходы населения начали падать, и сбор народных голосов в урны стал осуществляться за счет нагнетания напряженности и формирования в массах ощущения, что мы находимся в кольце врагов.
Хотя это была право-имперская политика, а не право-националистическая, позиции Навального сильно пошатнулись. У нас ведь многие не отличают авторитарную империю от демократического национального государства. Этих людей просто возбуждают истошные крики «Даешь!!!» А если при этом еще и «даешь в морду», то политическое возбуждение нарастает. В общем, возникла опасность, что симпатизирующие Навальному националисты просто уйдут к Путину — как человеку более масштабному и способному «давать в морду» с помощью танков, ракет и зеленых человечков. Недаром многие представители националистических сил поддержали Путина по Крыму и Донбассу: почуяли, что здесь лучше слопать чечевичную похлебку, чем настаивать на своем первородстве.
Навальный же сделал смелый политический ход, который в конечном счете полностью себя оправдал: он качественно изменил свою политику и стал бороться за другую часть электората с помощью совершенно иных лозунгов и разоблачений. Его нынешняя антикоррупционная линия — абсолютно левая по сути. Навальный борется за справедливость. Он выступает против тех, кто трудом неправедным нажил себе палаты каменные. И регулярно демонстрирует эти палаты в интернете. Фильм «Он вам не Димон» привлек особый интерес широких масс, и Навальный на какое-то время даже сравнялся по уровню внимания публики с телевизором.
Характерно, что левизна Навального — это левизна особого типа. Он не выступает против капитализма, рынка и частной собственности, прекрасно понимая, что эти ценности нашим обществом востребованы. Он выступает против, так сказать, «отдельных злоупотреблений». Он не пытается восстанавливать устаревшее классовое противостояние «пролетариат — буржуазия». Он стремится сформировать иной фронт: все честные люди против коррупционеров. А поскольку эти самые коррупционеры у нас исчисляются миллионами, то получается фактически классовое противостояние. И Навальный выглядит именно левым политиком, а не борцом с «отдельными злоупотреблениями».
Наконец, самым главным его политическим достижением может считаться профессиональная работа с интернетом, начавшаяся еще тогда, когда в ее эффективность и значимость трудно было поверить. Примерно так же, как ведущие зарубежные политики 1930-х сделали упор на массовой пропаганде с помощью радио и смогли вознестись над партийными элитами, обретя прямой контакт с массами, Навальный вознесся не только над контролируемой из Кремля партийной структурой, но и над радио с телевизором. Пока еще этого явно недостаточно для политической победы, поскольку у оппозиции нет способов вознестись над такими структурами, как ЦИК и ФСБ. Однако динамизм Навального впечатляет. Возможно, он найдет новые нестандартные ходы в политике — то есть в борьбе за власть.
Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге