Улыбаемся и тонем

Министр финансов РФ Антон Силуанов, выступая на этой неделе в Совете Федерации, заявил, что по итогам 2017 года доходы российского населения вырастут не менее чем на один процент в реальном выражении. Собственно, ничего оригинального в этом заявлении нет. О том, что экономический кризис в России или уже преодолен, или вот-вот будет преодолен, мы слышим уже года два. Последние такие заявления звучали где-то в начале 2017 года.

Однако данные Счетной палаты России, озвученные ее председателем Татьяной Голиковой, говорят об обратном. Выступая в той же верхней палате парламента, Голикова констатировала, что только за первый квартал текущего года (и только по официальным данным) количество россиян, живущих ниже официального прожиточного минимума, выросло более чем на два миллиона человек, достигнув 22 млн или 15% населения страны.

На самом деле реальная ситуация еще более удручающая. Дело в том, что официальные расчеты числа бедных в России традиционно отталкиваются от «прожиточного минимума» — показателя, достаточно произвольно определяемого самим правительством. Например, в первом квартале 2017 года прожиточный минимум в среднем по стране был определен на уровне 9909 рублей на человека в месяц. В то время, как понятно, что на такие деньги сегодня даже в глухой провинции не проживешь, о чем, кстати, и говорили многие из тех россиян, кто смог дозвониться на недавнюю прямую линию с президентом.

Тут я напомню, что лет двадцать назад прожиточный минимум в России рассчитывало не только правительство, но и профсоюзы силами специалистов своего социального университета. Разница между этими двумя минимумами — официальным и профсоюзным, была столь кричащей, что правительство (видимо в рамках программы социального партнерства) тактично попросило профсоюзы больше этим не заниматься.

Российские тред-юнионы в лице Федерации независимых профсоюзов России (ФНПР) вначале переименовали свой минимум из «прожиточного» в «социальный», а сейчас кажется вообще перестали заниматься таким неблагодарным делом, как эти вычисления.

Так вот, если мы последуем использовавшейся профсоюзами методике расчета прожиточного минимума, а именно, увеличим его до какого-нибудь более-менее реального значения — допустим до 15 тысяч рублей в месяц (что, конечно же, тоже не вполне достаточная сумма, но она хотя бы не выглядит как издевательство), то, исходя из данных Росстата за 2016 год, число бедных в России окажется вдвое выше официального: почти 30% населения или 44 млн человек.

Если же мы поднимем прожиточный минимум до 20 тысяч рублей в месяц, то количество бедных в России составит уже 43% или почти 63 млн человек. Так что реалистичный подход дает еще более удручающую картину.

Конечно, бедность в социальном смысле, это, как и многое другое, вопрос самоощущения. Люди, побывавшие в Индии, знают, что там среди простых людей богатым считается тот, у кого есть одеяло…

ООН выработала некий общий критерий: крайне бедным считается тот, кому не хватает средств на элементарное питание. На 2015 год этот тоже очень усредненный показатель составлял около двух долларов в день на человека. Впрочем, это уже уровень экстремальной нищеты.

Стоит напомнить, что российские профсоюзы в те времена, когда они еще рассчитывали показатели прожиточного минимума, включали в него, в частности, транспортные и коммунальные расходы, деньги, необходимые на оплату средств гигиены, лекарств, медицинских услуг. В общем все то, без чего жизнь современного человека представить очень трудно.

Если же брать именно такой показатель, как самоощущение граждан, то согласно последнему опросу ВЦИОМ, абсолютное большинство россиян совершенно справедливо считают бедными тех, кому еле-еле хватает средств на еду и одежду. Тех, кто сам себя причисляет к этой группе, в мае 2017 года насчитывалось 39%. Это почти вдвое больше, чем цифры, озвученные главой Счетной палаты, хотя и коррелирует с приведенными выше расчетами на основе данных Росстата за 2016 год (43% или 63 млн человек).

Характерно, что даже официальные социологи вынуждены констатировать, что похожее снижение уровня жизни в России фиксировалось только на пике всемирного экономического кризиса в мае 2009 года. Тогда число бедных достигло 41%.

Ведущий эксперт-консультант ВЦИОМ Олег Чернозуб на официальном сайте центра характеризует нынешнюю ситуацию таким образом: «Результаты опросов подтверждают то, что мы знаем из данных статистики: материальное положение россиян за годы кризиса значительно ухудшилось. В настоящее время положение в этой области приблизилось к ситуации 2009 года — наихудшего года предыдущего кризиса. Вместе с тем, другие наши исследования показывают, что общественный оптимизм, уверенность в скором преодолении кризиса растет…. Получается, что наши соотечественники мыслят намного более трезво, чем принято считать в некоторых кругах: о ситуации в экономике они судят не по сиюминутному материальному положению своей собственной семьи, а принимая во внимание более широкий круг факторов. Весьма примечательный вывод, имеющий далеко идущие политические последствия».

Насчет политических последствий подмечено точно. Складывается впечатление, что в руководстве страны существует твердое убеждение, что если о кризисе не говорить, если постоянно подпитывать социальный оптимизм, то ничего страшного, вроде, и не происходит. Причем, учитывая, что экономическое положение россиян их совсем не радует, этот оптимизм поддерживается выкладками из другой области — внешнеполитической. Где, если верить пропаганде, мы идем от успеха к успеху. Это очень похоже на мантры древних жрецов, которые убеждали соплеменников и самих себя, что заклинаниями можно разогнать тучи, или, наоборот, вызвать дождь во время засухи…

Тут опять невольно напрашивается некоторая историческая параллель. Немецкий историк Гёц Али писал, что массовую поддержку его согражданами нацистского режима невозможно объяснить только репрессиями и пропагандой. Али предложил термин «услужливой диктатуры» — «услужливой» естественно к этническим немцам. Кроме мер социального характера (в годы войны большинство немцев — рабочие, мелкие служащие, мелкие чиновники — не платили прямых военных налогов; крестьяне имели существенные налоговые льготы; социальные выплаты в 1941 году были повышены, причем особенно это ощутили пенсионеры) это еще были и меры по поддержанию общественного оптимизма.

Информационная политика социального оптимизма характерна и для современной России. Суть ее сводится к минимизации негативных экономических новостей в подконтрольных властям СМИ (прежде всего, на телеканалах). Периодически там могут звучать слова о некоторых трудностях, имеющих, впрочем, в основном зарубежное происхождение (например, снижение мировых цен на нефть). Но в целом задача современной российской государственной пропаганды состоит в том, чтобы создавать у рядового обывателя-телезрителя впечатление победоносного шествия. Причем если даже очевидно, что мы никуда не идем, а топчемся на месте, то делается все, чтобы создать ощущение, что страна вот-вот двинется к лучшему будущему.

Главное в это верить. И в этом случае, даже увязнув по пояс в болоте бедности, которое постепенно засасывает всех, можно погружаться в него с ощущением счастья.

Александр Желенин