Кремль готовится к прыжку

Наши руководящие лица всех рангов получили указание излучать оптимизм и ободрять народ. Как-никак до марта 2018-го остался всего год.

Объявлено о полном и окончательном прекращении экономического спада. Обещано, что в нынешнем 2017-м рост ВВП достигнет 2%, а потом, благодаря мудрым новациям, задуманным начальством, поднимется и того выше, шаг за шагом приближаясь к среднемировым темпам.

Может показаться, что Кремль под руководством Путина мало-помалу втягивается в общемировые поиски новых хозяйственных путей. Или хотя бы делает что-то им созвучное.

Это полная иллюзия.

На нынешней своей стадии великий мировой экономический спор посвящен протекционизму и наднациональному, а равно и внутреннему регулированию рыночной деятельности. Протекционизм сегодня в наступлении, бюрократическое регулирование рынков — в обороне.

Администрация Трампа грозится оградить американскую экономику от иностранных конкурентов, но зато освободить ее внутренние силы от диктата чиновных регламентаций. На уровне идеи это не выглядит полным идиотизмом, поскольку внутренний рынок США сам по себе огромен. Он не очень сильно зависит от внешней торговли, но при этом весьма утомлен массой обременений, придуманных прежними властями, и почувствует себя бодрее, если их урежут.

Те страны, которые сделали ставку на экспорт товаров и услуг, от Китая и Мексики до Вьетнама и Сингапура, естественно, удручены и призывают сохранить свободу мировой торговли. На самом деле всерьез придушить эту торговлю очень сложно. Но если она все же пострадает, то, например, Китай, обладающий, как и Америка, гигантским внутренним рынком, ускорит и так уже происходящий поворот своей экономики внутрь и продолжит расти, пусть и немного медленнее.

Особый оттенок этот спор принял в ЕС по случаю предстоящего ухода Британии и общего всплеска евроскептицизма. При этом практически все, включая и британцев, прекрасно понимают выгоды общеевропейского свободного рынка, не уступающего по масштабам американскому и китайскому. Раздоры вызывает не свобода внутренней европейской торговли, а тяжелая рука евросоюзовских учреждений и другие накопившиеся проблемы нехозяйственного порядка.

Вот о чем сегодня спорит человечество. Может быть, завтра на него свалятся и другие назревшие проблемы, но пока оно озабочено этими. И надо добавить, что рост мирового ВВП продолжается обычным своим темпом — около 3% ежегодно, причем в еврозоне в 2017-м ожидается подъем процента на полтора, в США — вдвое больше, а в Китае и в Индии — еще вдвое больше.

Теперь вернемся домой и спросим: какое отношение наши начальственные новации имеют к этим проблемам? Ответ: почти никакого.

Страшен ли России рост международного протекционизма? Он может взволновать только страну с большим несырьевым экспортом, которому этот протекционизм угрожает.

Велик ли российский несырьевой экспорт? Проявим широту и причислим к нему абсолютно все, кроме сырой нефти, газа, угля, необработанной древесины и т. п. Пусть несырьевым экспортом считаются продажи не только оружия, зерна и химудобрений, но и нефтепродуктов. В конце концов, даже мазут возникает в результате промышленной обработки, пускай и примитивной.

Придерживаясь такой крайне широкой и либеральной трактовки понятия «несырьевой экспорт», получим, что в прошедшем 2016-м российская выручка за поставки этих товаров составила примерно $160 млрд (при общем объеме российского экспорта $282 млрд), в целом ничуть не увеличившись по сравнению с 2015-м, а по большинству позиций в ценовом выражении даже сократившись.

Много это или мало? Сравним наши $160 млрд с общими величинами экспорта нескольких небольших или средних держав, специализирующихся на торговле несырьевыми товарами. Окажется, что это вдвое меньше, чем экспорт Тайваня (около $300 млрд) и примерно на уровне экспорта Польши, Вьетнама, Ирландии или Турции (от $150 до 190 млрд). С величинами экспорта по-настоящему мощных экономик я не сравниваю, чтобы не огорчать читателя.

Отсюда и первый вывод. Большинству капитанов нашего народного хозяйства споры о протекционизме глубоко безразличны. Они почти не затрагивают нашу страну по причине незначительности товарных поставок, которые могут попасть под чьи-то ограничения, а также из-за отсутствия перспективы увеличения этих поставок в будущем. В экспортном смысле Россия по своему калибру не только не Китай, но даже и не Вьетнам.

Осталось разобраться с пунктом № 2 — опорой на внутренний рынок, который якобы готов с растущим аппетитом поглощать продукцию российских предприятий. Начальство обожает рассуждать на эти темы.

Но опираться на домашний рынок можно, во-первых, только когда он достаточно велик, а во-вторых, если что-то сделать для его раскрепощения.

Емкость российского внутреннего рынка соответствует размерам нашей экономики — 3,1% мирового ВВП, если считать по паритетам покупательной способности, и 1,7%, если считать по текущим обменным курсам. Что в пять—шесть раз меньше экономики Китая, США или ЕС и в два с половиной раза меньше экономики Индии.

Что же касается видов на раскрепощение нашего народного хозяйства, то призыв во власть нового поколения управленцев-технократов дает очень мало надежд на сколько-нибудь заметный рост экономической свободы. Технократы не для того идут. Их задача — подтянуть дисциплину, свести финансовые концы с концами, выровнять хозяйственную лодку, отобрать деньги у слабых, чтобы хватило сильным. И, разумеется, себя не забыть.

Придуманная одним западным экспертом и подхваченная наивным крылом наших аналитиков новая якобы установка Путина чиновничеству — побольше работайте и поменьше, мол, воруйте — имеет очень мало касательства к тем реальным переменам в госменеджменте, которые сейчас происходят.

Сколько бы ей ни приказывали «больше работать», бюрократия либо не слушается, либо раскручивает такие затеи, что хочется попросить ее немного отдохнуть. Впрочем, какое бы то ни было сверхусердие нормой в ее среде уж точно не стало. Я вот знаю одного начальника большого субъекта нашей Федерации, который вообще не работает. И ничего, жизнь продолжается. Фамилию угадайте сами.

Что же до того, чтобы «меньше воровать», то пострадавших «за коррупцию» действительно прибавилось. Но это лишь признак перетекания ее в контрольно-надзорно-сыскные структуры. Не говоря о последовательно проводимой легализации роскошной жизни крупных и средних иерархов, какой бы вызывающей она ни была. Напоминать о новейших разоблачениях опять же незачем. Они как с утки вода.

Феодальные нравы как насаждались, так и насаждаются. Если они и преподносит сюрпризы, то чисто стилистические. Полгода назад я писал: «Особый научный интерес представляет теперь дальнейшая карьерная траектория Сергея Иванова-младшего… Он стал старшим вице-президентом Сбербанка и, так сказать, дышит в затылок Герману Грефу. Предстоящие перемещения в руководстве этой структуры покажут, надежно ли уже налажено наследование высших статусов в нашем феодализме». Как видите, со Сбербанком я дал маху. Но не с карьерой нашего героя. Знатный молодой человек только что назначен начальником АК «АЛРОСА», крупнейшего в мире добытчика алмазов. Раздача такого же типа кормлений, пусть и с меньшей оглаской, происходит повседневно.

Вывод из сказанного так же прост, как и предыдущий. Никакого сходства с американской или китайской опорой на внутренний рынок у нас искать не надо. Может быть, технократы чуточку потеснят архаику на второстепенных участках, но уж никак не на главных. Двухпроцентный рост, сопровождаемый все новыми волнами выжимания денег из простонародья в пользу высших классов, — вот и весь прогресс, который может обещать стране система. Отставание от внешнего мира будет расти, как и отчужденность от его забот и успехов.

Это не значит, что у нас совсем уж нет образцов в мире. Просто они держатся особняком от прочих стран. Я бы назвал Бирму, Северную Корею и Иран.

Почти до самого недавнего времени Бирма десятилетиями жила в изоляции от внешнего мира, практически не имея с ним дела и не стремясь напоминать о себе. Как говорится, «семь лет мак не родился, а голода не было». Человечество даже и не замечало, что есть на планете такая шестидесятимиллионная страна, идущая особым путем. Сегодняшняя Бирма старается приоткрыться, но ясно, что быть ей и впредь очень бедной, хотя, возможно, и вполне довольной собой.

КНДР с идеей чучхе и Иран со своей «экономикой сопротивления» (и то, и другое — явные аналоги нашего импортозамещения) куда менее безобидны, а изоляционизм у них двусмысленный.

Обе эти державы с помощью ядерного шантажа перманентно пытаются наладить с Западом что-то вроде «большой сделки» и построить на ней свое благополучие. У нас это выражение не случайно вошло в моду именно сейчас. Сблизились международные роли и родились сходные надежды.

КНДР обменивает страх перед собой на поставки продовольствия и техники, Иран — на допуск к нефтеторговле и международному рынку инвестиций. Обладая более продвинутым режимом, иранцы далеко не едины в любви к «экономике сопротивления», но вырваться из нее никак не могут.

Для нашей державы главный интерес представляет тот факт, что «большие сделки» оказались непрочными, моторами процветания не стали, и атмосфера вокруг обеих этих стран все больше накаляется. В Кремле смогли бы многое переосмыслить, если бы имели склонность извлекать пользу из чужого опыта.

Но привычки извлекать нет. Ни из мейнстримного опыта, ни из маргинального. В изоляции, в наигранном самодовольстве, подавляя сомнения и страхи, начальство готовится к экономическому прыжку. Которого не может быть и не будет.

Сергей Шелин