Экзамен для антикризисных терапевтов

«Дело Улюкаева», случайно или нет, раскрутили как раз накануне первого чтения в Госдуме проекта бюджета на 2017—2019 годы.

Бюджет у нас составляет Минфин, консультируясь с Центробанком и проходя через цепочку скандалов с вождями лоббистских коалиций. Как его предварительная версия (т.е. нынешняя), так и окончательная (т.е. та, которая будет подправлена лоббистами в процессе прохождения через палаты), утверждаются Владимиром Путиным.

Сколько-нибудь заметного влияния на эту процедуру Министерство экономического развития, вчера еще улюкаевское, а сегодня непонятно чье, никогда не оказывало. Вес Алексея Улюкаева в нашей властной системе был совершенно несравним с влиянием Антона Силуанова и Эльвиры Набиуллиной, утрясающих все серьезные вопросы напрямую с первым лицом.

Но поскольку и Улюкаев, и Набиуллина, и Силуанов — технократически мыслящие бывшие либералы, их воспринимают как людей одного круга, и гонения на одного наводят на мысль о возможности эффекта домино.

Это увеличивает и без того сильное напряжение в дни принятия ключевых бюджетных решений, которые должны продолжить или перечеркнуть ту антикризисную политику, которую уже два года проводят Минфин и ЦБ.

Первый шаг к пониманию сути этой политики состоит в том, чтобы отделить подлинных ее авторов от тех, кто просто суетился вокруг. Уже в самом начале 2015 года, в момент краха и аварии, среди растерянного блеяния рулевых российской экономики только голос Антона Силуанова звучал уверенно.

В эти печальные дни министр финансов выглядел человеком, который знает, что делать, и не стесняется говорить об этом вслух. Раз нефть не приносит прежних сверхдоходов, значит надо год за годом урезать государственные траты, пока концы не сойдутся с концами. Исходя из той же логики, Центробанк старался не слишком раздувать денежную массу, не препятствовать удешевлению рубля и уменьшать инфляцию.

Такая предельно простая политика проводилась два года. Российский ВВП за это время уменьшился примерно на 5%, но сейчас уже вниз не идет, а только буксует. Реальные доходы наших сограждан, если подсчитать честно, убавились примерно на 20%, однако в последние месяцы почти перестали снижаться. При этом всерьез уменьшить бюджетный дефицит не удалось. В 2016-м он будет немногим меньше 4% ВВП. И инфляция сократилась не так резко, как хотели. Шестипроцентный ее уровень, прогнозируемый на нынешний год, будет примерно таким же, как в предкризисных 2012-м и 2013-м.

Результатом антикризисной терапии по Силуанову—Набиуллиной стал хозяйственный застой, да к тому же не очень устойчивый, все время грозящий возобновлением спада.

Новый трехлетний бюджет, продвигаемый Минфином, — это продолжение и углубление того же самого курса, проникнутое надеждой более или менее свести расходы с доходами хотя бы к 2019-му, а индекс потребительских цен снизить до 4% даже чуть раньше.

Ради этого предлагается сокращать в абсолютном исчислении буквально все. Не только привыкшие к урезкам образование и медицину, но даже военные траты, которые все кризисные годы спокойно росли. И тогда спад экономики, начиная с 2017-го, предположительно сменится медленным ростом.

Настаивать на таких унылых вещах можно лишь в том случае, если антикризисная терапия 2015—2016 годов будет признана удачной лично Путиным и как минимум терпимой — его ближним кругом.

На первый взгляд, это очень странные надежды. Спад глубок. Роста нет и почти не предвидится. Советчиков, трущихся вокруг высшего начальства и уверяющих, что экономику можно запросто пустить вскачь денежными вливаниями, хоть пруд пруди. Глазьев среди них — самый известный, но, может быть, еще и не самый активный.

В чем же секрет силы Силуанова?

В том, что он два года раз за разом находил ответы на глубинные запросы системы.

Во-первых, не допустил неконтролируемого обвала экономики. А этого реально опасались на рубеже 2014-го и 2015-го.

Во-вторых, при всех денежных урезках и ужатиях, удовлетворял (при необходимости с помощью ЦБ) аппетиты самых могучих — военных промышленников и близких к телу суперкомпаний, вроде «Роснефти». Зачем им были нужны глазьевские денежные накачки, когда они и так все получали? Причина аппаратных неудач глазьевщины — в том, что, коалиция, которая ее отстаивала, состояла лишь из маловлиятельных бизнесменов второго ряда, вроде Бориса Титова.

В-третьих, кризис региональных бюджетов, переходивший, казалось бы, в катастрофу, удалось законсервировать. Конечно, ценой перекладывания проблем на завтра. Но думать о том, что будет завтра, у нас дурной тон.

В-четвертых же, Минфин, хоть и согласился на манипуляции, которые уменьшили реальные пенсии, но все эти годы умудрялся избежать того, чего в Кремле боялись куда сильнее — каких-то формальных радикальных решений в этой сфере, вроде увеличения возраста выхода на пенсию.

Силуанов и Набиуллина в буквальном смысле спасли систему. Притом во всем ее безобразии. Их антикризисная терапия позволила системе остаться собой, выдержать более чем двукратное удешевление нефти, не претерпев никаких серьезных перемен и при этом как-то удержаться на плаву. Упадок не принято называть экономическим чудом, но что-то, близкое к волшебству, они сотворили. Двухлетняя высочайшая поддержка их мероприятий не была сентиментальной причудой. Они ее полностью заслужили.

Но сейчас события переходят в гораздо более деликатную фазу.

Само желание антикризисных терапевтов просто продолжить свою терапию породило проект трехлетнего бюджета, в котором военно-промышленным лоббистам прописано сокращение трат, а перед рядовыми людьми встает перспектива подъема пенсионного возраста.

И вообще, трудно назвать группу, положение которой улучшится. Сокращение инфляции, как совершенно справедливо сказала в Думе Эльвира Набиуллина, теоретически побуждает частный бизнес инвестировать и расти. Но только что у нас осталось от легального и при этом не крышуемого начальством частного бизнеса? И сколько у него представителей в Думе? Назовите хоть одного.

В низах политика дальнейшего ужесточения экономии не может быть популярной. Ну, а в верхах той широкой коалиции, которая в довольстве и сытости жила при антикризисной терапии прошедших лет, сейчас уже не собрать. Доказывая желательность сохранения этого курса, минфиновским и центробанковским технократам приходится напоминать, что он — меньшее зло, и что любые другие рецепты, не затрагивающие фундамента системы, еще хуже. В этих соображениях есть своя заманчивость и свой реализм, но не факт, что их хватит, чтобы успокоить многочисленных недовольных.

Антикризисные терапевты, такие незаменимые еще вчера, держат перед путинской системой самый строгий экзамен за последние два года.

Сергей Шелин