Новый русский консенсус

Прежде такого согласия не было. Ведь примерно с зимы 2011—2012 годов в России началась полоса «войн в Фейсбуке», когда отношение к США, Европе, свободе, либерализму, православию, гомосексуальности, Украине, Крыму стало разносить по разные стороны баррикад вчерашних единомышленников.

Отношение к перечисленному — разное (одни мечтают, чтобы сегодняшние несвободы рухнули, а другие ждут с ужасом хаоса). Но в целом схему принимают все.

Застоя, например, не отрицают даже самые яростные патриоты. Конечно, буквального возвращения во времена Брежнева нет, и на уровне частных высказываний в соцсетях царит свобода. Однако и при Брежневе была свобода частного высказывания на кухне — собственно, соцсети выполняют роль советской кухни, только народу вмещается больше.

Да и в невиртуальных кухнях происходят изменения, подобные брежневским. Цены растут, доходы — нет. Качество доступных продуктов снижается, ассортимент сужается: импортозамещение привело к деградации и российских продуктов. Люди с долгой памятью припоминают советский фруктовый кефир, ленинградский рокфор — ах, были времена! Сегодня для петербуржцев стали нормой поездки за сыром в Финляндию — такой же, какой были «колбасные поезда» из провинции в Москву при Брежневе.

Но главное — мы поняли и приняли, что без потрясений улучшений не будет. А потрясений не хочется. Отсюда уныние «терпил» — «новый Путин», образца 2010-х, жестко показал, что любые попытки изменить ситуацию, не санкционированные лично им, заканчиваются печально. В тюрьму не хочется, даже на 15 суток за одиночный пикет, вполне по закону разрешенный, но в реальности запрещенный. Не хочется не только потому, что в тюрьме плохо, — а потому что протесты ничего не меняют. Они только ухудшают.

Коли неохота жить в застой — уезжай из страны, запретов нет. Но уезжать тоже страшно: другой язык, незнакомая культурная среда. К тому же все уехавшие предупреждают: заниматься, скорее всего, придется вовсе не тем, на что рассчитывал. Поэтому уезжают те, кому в России вообще ничего не светит: генетики, математики, физики — или, например, гей-активисты. Наступления послепутинской эпохи им ждать неохота.

Зачастую вопрос о продолжительности жизни Владимира Путина трактуется в том ключе, что современная медицина дарует главе государства минимум 100-летие и уж ему-то точно найдут лучших врачей. Однако если врачи Путина отбираются по тем же принципам, что и государственные чиновники, то есть по лояльности и одобрению из ФСБ, то за здоровье президента следует всерьез опасаться. Кроме того, российская медицина передовой никак не является. В 2016 году, например, в рейтинге эффективности медицины Bloomberg Health-Care Efficiency Index Россия опустилась на последнее, 55-е место. Это в клинике Пенсильванского университета лечат лейкемию на терминальных стадиях, генетически модифицируя иммунную систему. У нас генетика на положении падчерицы, производство ГМО запрещено, а в Пенсильванию президента России, если, не дай бог, приспичит, не вывезешь.

Но даже если со здоровьем у Владимира Путина будет все в порядке, то долгожительство на президентском посту чревато другой бедой, ярко нарисованной Владимиром Войновичем в романе «Москва 2046». Там верховный правитель, Гениалиссимус, вообще заперт на орбите в искусственном спутнике, выбраться из которого не может. Так и Путин уже 16 лет не выходит на улицу: он ведет страну, условно говоря, по показаниям приборов. Которые в автократиях имеют свойство показывать не то что есть, а то что правителю приятно видеть.

Поэтому неожиданные экспромты президента вызывают иногда оторопь. Помню, как он пенял Венедиктову в «Бочаровом ручье» на качество эфиров «Эха Москвы». Вот, говорит, мы вчера с Медведевым гуляли и ваше радио послушали — там такое в эфире несут… Во-первых, не слушал: у «Эха» не было в Сочи лицензии. Во-вторых, судя по всему, ФСБшники положили на стол Путину распечатку дискуссии на сайте, которую он и принял за эфир. Правда, сегодня это уже невозможно: почти все электронные СМИ, чтобы не попасть под уголовное преследование, комментарии к публикациям отключили. Еще один прибор перестал сообщать о реальности.

Долгожительство Путина повышает риск неверных решений — тем более, что у него нет даже Политбюро, которое все-таки коллегиально решало, вводить ли войска в Афганистан (и единодушия не было). А у нас сейчас президент один решает, воевать ли с Грузией, Украиной, брать ли Крым и вводить ли войска в Сирию.

Ну и, наконец, третий пункт консенсуса — то, что после Путина все опрокинется и перевернется, — тоже ни у кого сомнений не вызывает. В истории российской автократии исключений из этого правила не было ни разу. Это притом что опрокидывания вертикали власти с перемещением под суд нынешних хозяев жизни (и наоборот — в этом смысле у Ходорковского и Навального хорошие перспективы) не хочет никто. Но что поделаешь, при автократии никому не живется весело, вольготно на Руси — ни холопам, ни барам. И вывод из этого страна и нация должны сделать один: после очередного переворачивания нельзя допустить нового автократического персоналистского режима.

В России кресло делает человека, а не наоборот: не забудем, что еще 16 лет назад Владимир Путин был мало кому известным провинциальным чиновником, пусть и либералом, демократом и западником по своим взглядам. Поставьте в позицию ничем не ограниченного правления Ходорковского или Навального — очень может быть, что к концу второго срока правления и они решат, что без них страна рухнет, и придумают финт, позволяющий остаться на троне навсегда, причем финт непременно будет включать ограничение именно тех свобод, за которые они боролись.

Демонтаж в будущем автократической системы послужит интересам всех россиян. И тех, которые сейчас в фаворе у президента (потому что тогда при смене режима их не раздавит новой властью). И тех, кого сейчас преследуют за их убеждения (потому что тогда не будет репрессий).

Это настолько очевидно, что странно даже, почему мы не меняем систему прямо сейчас.

Может быть потому, что русские люди — исторические мазохисты.

Вот мы и терпим застой и вешаем, даже когда никто не заставляет, на стенку портрет царя.

Дмитрий Губин