Последний бастион застоя

Кругом одни фикции. Эксперты с серьезными лицами обсуждают наметки очередного трехлетнего бюджета (на 2017-й — 2019-й), в котором по настоянию Минфина номинальные расходы будут якобы заморожены на уровне 15,8 трлн руб. годовых, то есть даже ниже плана трат на 2016-й. При этом все знают, что ни один предыдущий трехлетний бюджет выполнен не был, и план на нынешний год тоже соблюден не будет. Задним числом законодатели просто подгонят закон о бюджете под фактически полученные доходы и произведенные Минфином расходы. Так было всегда, так будет и впредь.

Тем временем министр финансов Антон Силуанов с не менее серьезным лицом рассказывает об ужасном сокращении Резервного фонда, средствами из которого якобы покрывается бюджетный дефицит. Хотя любой любознательный гражданин может зайти на сайт Центрального банка России и убедиться, что за последние три месяца (т.е. как раз за время драматического сокращения Резервного фонда) российские международные резервы не только не упали, но даже выросли с $387 млрд до $394 млрд.

Фиктивный довод об иссякании Резервного фонда используется Силуановым, чтобы хоть как-то умерить затратные требования лоббистов, которые штурмуют Минфин как осажденную крепость.

В отличие от замысловатых фикций, российская реальность проста и понятна.

Есть годовой план по расходам, который даже после всех сделанных на ходу урезок почти невыполним. Ведь госдоходы в первом полугодии оказались в номинале на 12% меньше, чем годом раньше. А если считать в реале, с учетом инфляции, так и на все 20%. Ведь заложенная в план нефтяная цена ($50 за баррель Urals) оказалась фантазией. В среднем за январь—июнь она составила $38. Из-за этого дефицит федерального бюджета в первом полугодии приблизительно равен 4,3% ВВП при плане 3% ВВП.

Именно этот дефицит, явно чрезмерный для такой экономики, как наша, и является реальной бедой. Инфляция, которая еще недавно бодро шла вниз, уже понемногу оживает. В мае индекс потребительских цен в годовом исчислении (те есть май 2016-го к маю 2015-го) был 7,3%. В июне — 7,5%. В июле, судя по впечатляющим итогам первой его недели, он снова вырастет.

Но это если смотреть снизу. А если смотреть на жизнь из окон Минфина и ЦБ, то уменьшение бюджетного дефицита через номинальное замораживание (которое в реале означает ежегодное сокращение) государственных трат — не забота о народе, а просто единственный доступный этим ведомствам способ привести российскую экономику хоть в какое-то равновесие.

Экономист-кейнсианец скажет, что госрасходы надо не уменьшать, а наоборот увеличивать. Печатать деньги и разбрасывать их с вертолетов. Чтобы люди подбирали, скупали товары и стимулировали отечественных производителей.

На это можно было бы сказать, что те производители, с которыми мы имели дело до сих пор, за рост спроса отблагодарят народ только ростом цен на свою продукцию, а попутно — и снижением ее качества. Как это уже сделали аграрные бароны в ответ на прекращение ввоза еды из Европы и Турции.

Но до таких сложных вещей дело даже и не дойдет. Потому что напечатанные деньги достанутся не столько народу, сколько лоббистским коалициям из силовых ведомств и военно-промышленного сектора. Просто потому, что они мощнее прочих, выше летают и легче добиваются своего. Остальных они просто отгонят от кормушки.

Новая программа вооружений на 2018—2025 годы уже составлена. Ее затребованная цена — 24 трлн руб., то есть она чуточку дороже ныне действующей, которая почти официально признана неподъемной.

Короче, если начать печатать деньги, то госфинансы развалятся, а выгоды будут только у лоббистов — и то лишь до тех пор, пока этот развал не накроет их самих. Лорд Кейнс был, конечно, гений, но его рецепты явно не для нашего климата.

Экономисты более либерального толка советуют печатаньем денег не увлекаться, но и расходы слишком уж не зажимать. А развязать стихию рыночных свобод: уменьшить налоги на бизнес, прекратить репрессии против него, поощрить конкуренцию. Мол, благодарная экономика откликнется на это подъемом производства, ростом госдоходов, а значит и уменьшением бюджетного дефицита.

В другом климате это было бы не так плохо, но применительно к нашему хочется перефразировать сталинский вопрос про то, сколько дивизий у Папы Римского: «А сколько дивизий у нашего свободного бизнеса?» Много ли сторонников у идей экономической свободы? Каковы их лоббистские возможности?

Сторонников минимум. Лоббистские возможности малы. Большинство наших бизнесменов, от крупнейших до самых мелких, мечтают вовсе не о рыночных свободах, а о дружбе с начальством и удушении конкурентов. Придворные бизнес-организации бьются только за клановые привилегии, какой бы прогрессивной болтовней они ни прикрывались. А народные массы вообще недолюбливают коммерсантов, будь они свободны или несвободны.

Поле, на котором у нас принимают решения, — не семинар по экономике. Это место, где за казенные деньги бьются лоббисты: главные — ведомственные и коммерческие, и второстепенные, но устрашающие начальство своим многолюдством — низовые получатели государственных зарплат, пенсий и пособий.

Это очень простой расклад, из которого вытекают предельно простые варианты экономической политики.

Реальных, по сути, два. Либо — дать просителям требуемое, после чего все рассыплется. Либо — заморозить расходы и всех равномерно ущемить. Механизма, который выстраивал бы траты в порядке общественной значимости и, к примеру, увеличил бы расходы на образование, урезав бюджет Росгвардии, у нас просто нет.

Единственный, и то не особенно надежный способ сделать так, чтобы главные лоббисты не вышли из берегов, — равномерно прижать всех. Тогда о двенадцати триллионах, предлагаемых Минфином на вооружения вместо запрошенных двадцати четырех, хотя бы можно будет говорить. Впрочем, конечный итог этих собеседований не поддается никаким прогнозам.

Пресловутое трехлетнее замораживание федеральных расходов — это не план действий, а переговорная позиция финансового ведомства, заменяющего у нас правительство. Позиция, которую он занял, чувствуя себя бастионом, который борцы за казенные деньги штурмуют со всех сторон.

Это не стремление осуществить какую-то глубокую и передовую экономическую политику, а только отчаянная попытка избежать совсем уж разрушительных решений и в случае успеха вернуть российскую экономику в состояние хозяйственного застоя, потерянного в 2014-м вместе с дорогой нефтью.

Сергей Шелин