Правила жизни в застой

Мы вступаем в общество анонимных застойщиков. Нас не спросили, но алкоголика ведь тоже не спрашивали, хотел ли он стать алкоголиком.

Первое, что нужно сделать, — это признать: я — застойщик. У нас в стране не кризис, потому что кризис можно преодолеть, переждать, перетерпеть. У нас — застой.

Я знаю, я вырос при Брежневе. Застой — это когда без перемен, разве что к худшему. А у нас Путин теперь до смерти (его или моей — не знаю).

То, что я формулирую, — это черновик. И это как правила для пилота: написано кровью тех, кто не вышел из предыдущего застоя. А я видел, как переламывало и перемалывало людей. Не когда был Брежнев, потому что к нему все приспособились, даже если спивались. Но когда Брежнев все-таки рухнул, многие померли от перепада давления, от закипания воздуха в крови, потому что не были к этому готовы, хотя и мечтали.

Нынешняя почва однажды (и неожиданно) тоже уйдет из-под ног, и то, что хвалили, будут ругать (и наоборот), и обнулятся наши текущие счета. Что делать-то тогда будем? А в ожидании — как будем жить?

Правило 1. Отношение к власти

К власти в застой следует не относиться никак. Ее не должно для нас быть — ни хорошей, ни плохой. И ее текущих дел, большей частью пакостей, — тоже. Бессмысленно тратить силы на обсуждение #крымнаш или #намкрыш (а вот на изучение hybrid war или stealth invasion силы тратить смысл имеет, но об этом ниже). Бродский вписал свое имя в поэзию не потому, что боролся с Брежневым и был диссидентом (не боролся и не был). Он в ссылке в Норинской читал не «Хронику текущих событий», а Джона Донна. Это было результативное решение. Джон Донн имел отношение к большому миру, а советское диссидентство имело отношение только к Советскому Союзу. Когда СССР не стало, те, с кем боролись диссиденты, рухнули в никуда точно так же, как сами диссиденты, — борьба никого не спасла, потому что велась с прошлым. Нельзя идентифицировать себя по прошлому, нужно — по тем идеям, которые существенны для большого мира и будущего. А в будущем, похоже, изменится само представление о государстве. Возможно, государства в нынешнем виде отомрут подобно тому, как таксопарки отмирают в эпоху uber-такси. Вот за такими процессами, а не за Кремлем, и следует зорко следить.

Правило 2. Отношение к деньгам

Я порой играю в такую игру. Вот, допустим, я вернулся в 1980-й. Олимпиада, смерть Высоцкого, колбасные поезда из Москвы. Но я-то знаю, что Брежневу осталось 3 года, а Советскому Союзу — 11. А у меня тысяч двадцать на книжке в Сберкассе. Во что бы я мог их вложить, чтобы не потерять? Ответ: ни во что. Ни одна матценность СССР до сегодняшнего дня не дожила. Ни ковры на стенах, ни хрусталь за стеклом в полированной «стенке», ни анекдотический сервиз «Мадонна» из ГДР — мечта завбазой, переливчатая глазурь. А Грааль интеллигенции, собрания сочинений?! Бумага пожелтела, шрифт поблек. Фтопку. Может, имело смысл вкладываться в антиквариат, или, наоборот, в юного Тимура Новикова и светлопьяных Митьков. Но в городе Иваново, где я оканчивал школу, какой был антиквариат? Какие Митьки?! Местные художники со своими пейзажиками вылетели в ту же трубу — крематория тотального обесценивания. Единственной вечной ценностью оказалась квартира. Хоть «хрущоба». Но частной собственности на жилье при Брежневе не было.

Ну, а теперь продолжим. Что из ценностей 2016 года уцелеет через 20 лет? Сколько будет стоить сегодняшний вожделенный большой черный джип? Сумочка от Gucci? «Лабутены» на пылающе алой, как дьяволов язык, подошве? В хлам превратится все, кроме недвижимости.

Вывод прост. Если живешь в неопределенно долгий застой, имеет смысл вкладываться только в жилье. Мы — крестьяне городских нив. Квартира — наша корова. Наша кормилица и поилица. Откуда еще деньги в старости будет взять? На пенсию при Брежневе можно было прожить. На путинские 8-10 тысяч не проживешь. А вот сданная комната — спасет. В статусное потребление сегодня пусть вкладывается идиот. Как говаривала Ахматова, «в наше время нужно иметь пепельницу и плевательницу». Технологичное функциональное жилье, ноутбук на столике из IKEA — большего при Путине не нужно. Если уж машина, то маленькая и недорогая: в городе передвигаться разумнее на велике, на общественном транспорте, на uber-, яндекс-, gettaxi. А если в наследство достались «Мерседес» и хоромы, то «мерина» надо продавать, а хоромы — сдавать.

Правило 3. Отношение к информации

Главный продукт, производимый властью эпохи застоя, — информационный шум. Цель — заглушить накат больших исторических волн. Вся история России — череда незавершенных модернизаций. Поэтому за смертью вождя в России всегда следует крах системы — оставшиеся в живых судорожно проводят реформы. Не вижу, отчего нас минует чаша сия.

От бессмысленного шума следует себя ограждать. Никакого федерального (да и местного) ТВ. Посмотреть вечерний выпуск France 5, даже не зная французского языка, куда полезнее, чем дрянь на российских каналах. После разгрома НТВ и изгнания с экрана лучшего тележурналиста России Парфенова наш «ящик» смотреть бессмысленно. Отсталое и провинциальное, это телевидение неуклюже пытается отсталую и провинциальную страну выдать за пуп Земли.

Смотрите действительно на пуп: на драмы рождения криптовалют, на космические и транспортные проекты Илона Маска, на фантастические брожения внутри европейской коалиции. Послушайте выступления западных социологов и футурологов — к вашим услугам BBC, CNN, Sky, Fox, феерический французско-немецкий ARTE, захватывающе интересный американский PBS. Даже на канал «Культура», который у власти выполняет роль фигового листа, не стоит тратить силы. Фиг вам там покажут кулябинского «Тангейзера». Скорее — какую-нибудь «классику», пыльную, как ковер. Если любите музыку, то смотрите Mezzo. Если театр — скачивайте фантастического Роберта Уилсона. Ну, или смотрите спектакли Серебренникова, Богомолова, Фомина, театр.doc в Москве — и не тратьте время на театр в Петербурге, поскольку его там нет.

И даже, честно говоря, thedailybeast.com полезнее, чем многие российские интернет-СМИ, вместе взятые.

Правило 4. Отношение к образованию

Российская образовательная система настолько же имитирует образование, насколько избирательная система имитирует демократию. Декорация. Российские вузы — всего лишь учреждения по временной занятости молодежи.

Современный родитель, переживающий по поводу ЕГЭ, напоминает советского родителя, переживающего, заучило ли его дитя отличия исторических решений ХХIV съезда КПСС от еще более исторических съезда XXV. Единственное, из-за чего родитель в России должен переживать, — достаточно ли хорошо его ребенок владеет английским, чтобы получить образование, например, в Финляндии, где оно еще и бесплатно. Талантливому ребенку из Ленобласти нет смысла поступать в питерские богадельни, но есть смысл поступать в Университет Хельсинки или Технологический университет Лаппеенранты. Мировой рейтинг — выше. Адаптация к Большому Миру — серьезнее. Перспективы — шире.

В российской имитационной системе есть и работающие элементы. Например, медицинское образование. Однако нужно понимать их ограниченность. Дело даже не в том, что с 2016 года для бюджетников-медиков отменяется интернатура (не берусь судить, хорошо или плохо начинать карьеру в духе булгаковского юного врача). Дело в том, что английский сегодня в медвузах учат только на первом курсе. То есть его уровень — нулевой. Знания об открытиях в современной мировой медицине — тоже нулевые. Российский врач не умеет ни пользоваться базой данных MEDLINE, ни читать The Lancet или The New England Journal of Medicine. Квалификацию он повышает на курсах по ксерокопированной методичке. Он лечит других, но сам инвалид.

Вот почему главный предмет для россиянина, не желающего погибнуть во все более архаизирующейся стране, — английский язык. Его, увы, нельзя сделать вторым государственным, но нужно сделать вторым личным в явочном порядке.

Правило 5. Отношение к переменам

Главное содержание большого исторического времени, в котором мы живем, — это переход к постиндустриальной формации. Это уже третья большая цивилизационная волна за историю человечества. Первой была сельскохозяйственная (одомашнивание животных, окультуривание растений, интенсификация агрикультуры, в итоге еды хватает на всех). Второй — индустриально-потребительская, когда точно так же общедоступны стали промтовары. А главный продукт, который создает третья волна, нематериален — это качественное свободное время. Ну, или качественная информация, что почти одно и то же. Феодальную эпоху отлично обслуживала монархия, индустриальную — выборное государство, а Интернет прекрасно доносит информацию поверх государств и границ. Криптовалюты не нуждаются в государственных эмиссионных центрах.

Мы живем в эпоху драматического изменения госсистем — и в стране, которая всеми силами стремится этим переменам противостоять. Владимир Путин — это такой Николай I или Александр III. Подобно Александру III, он хотел бы думать, что Европа может подождать, пока русский царь ловит рыбу, — но проблема в том, что Европа давно индустриализовала рыбное производство, а в русском пруду рыба передохла.

Тут важно самому не попасться на удочку индустриальной очевидности. Простой тест. Какие новые профессии вы считаете перспективными? Роботизированную медицину, генную инженерию (ей, правда, у нас свертывают шею на законодательном уровне, запрещая ГМО)? Хорошо. Возможно, вы даже слышали что-то об «Интернете вещей», это модная тема. Ну, а о big data вы слышали? О какой-нибудь компании Н20? О невероятном спросе на специалистов по обработке больших информационных массивов и нахождению устойчивых корреляций? Нет? Я и сам бы не слышал (в России об этом не говорят), но, по счастью, есть друзья в Кремниевой долине.

И вот таких перемен — новых спросов, новых предложений — нас ждет немало. Так что нужно to keep an eye on — держать глаз пистолетом.

А поскольку все, что я выше написал, — это просто черновик, частные записки застойщика, то держите глаз пистолетом и вы. И своей информацией делитесь.

Дмитрий Губин