Чужая вольность

Начну с моста. Мост маленький, малоизвестный, расположен на петербургской окраине, и присвоение ему имени Ахмата Кадырова задумано именно как прецедент. Точнее, как проба сил.

Кто-нибудь скажет, что прецедент уже есть: в 2004-м в честь Кадырова назвали улицу в Москве. Но механизм этого события был совсем другой. В тот раз предписание московским властям отдал напрямую Владимир Путин, и это было одним из его ответов на террористический акт, в котором погиб Ахмат Кадыров.

Сейчас неизвестна даже длина цепочки, по которой петербургское начальство получило напутственный сигнал. Но кто сомневается, что его первоисточник — Рамзан Кадыров? Сильный человек сегодняшней России.

В этом и новизна, масштабы которой не надо преуменьшать. В Петербурге не появилось топонимов, связанных с ныне покойными государственными руководителями недавнего прошлого, людьми абсолютно разными, но сходными в одном: их должностной ранг был выше, чем статус главы субъекта Федерации. Петербургские площади, проспекты, мосты и даже переулки не несут имен Бориса Ельцина, президента; Виктора Черномырдина, премьера; Егора Гайдара, и. о. премьера; Александра Лебедя, секретаря Совбеза; Геннадия Селезнева, председателя Госдумы; Бориса Немцова, первого вице-премьера.

Специально не называю ни Петра Еропкина, ни Николая Заболоцкого, ни Павла Филонова, ни десятки других людей, которые прославили город. Понятно, что в сегодняшнем Петербурге никому из них ничего не полагается. Но до последних дней ничего большего, чем название библиотеки, не полагалось и лицам начальствующим.

Связывать наблюдаемый сейчас разрыв шаблона только с уникальностью личности и роли Кадырова-младшего неправильно. Еще год назад Рамзан Кадыров гораздо меньше афишировал свой неповторимый стиль.

Нынешние его стилистические демонстрации — лишь радикальная форма выражения нового способа действий всей совокупности наших сильных людей, ведомств и кланов. Новообретенный воздух свободы опьянил нашу номенклатуру.

Случилось то, что давно предвидело проницательное крыло наших экспертов. В 2011-м на улицы выходила столичная интеллигенция. В 2016-м из окопов поднимаются номенклатурщики. Они тоже хотят для себя воли. Но только такой, как они ее понимают.

«Я вижу, что места на политическом поле не хватает даже членам правящей партии, и они начинают „съедать“ друг друга, сажать друг друга в тюрьму, отнимают бизнес… Внутривидовая борьба…» Это — из последнего слова на суде, произнесенного 2 июня Евгением Урлашовым, «временно отстраненным» мэром Ярославля, избранником его жителей.

Обвинение, предъявленное уже отсидевшему три года Урлашову и двум его подельникам (не имею понятия, хорошо доказанное или плохо), более чем банально: взял взятку, а если и не взял, то вроде как раздумывал, что неплохо бы взять. Небанален срок, которого требуют: 15 лет. За умышленное убийство обычно просят гораздо меньше. И какова неспешность — приговор будет только в августе.

Надо думать, подразумевается какой-то более широкий круг провинностей. То, что избирался в мэры, не получив, как говорят, одобрения ни в Москве, ни у себя в области, и был популярен в массах? Да, это грубое нарушение номенклатурной этики. Правда, массы давно забыли о своем репрессированном избраннике и вышли из игры.

Возможно, бедняге Урлашову просто не повезло — попал под охранительное колесо. Возможно, его возвращение домой совершенно не нужно недругам и конкурентам из местной руководящей прослойки. Еще вероятнее и то, и другое разом.

Так называемые праймериз «Единой России», впервые проведенные с огромным размахом, были вовсю использованы сильными людьми в близких и дальних краях (или, выражаясь на китайский манер, «сильными домами») для крупномасштабного сведения счетов друг с другом. «Сильные дома» истосковались по открытой внутривидовой борьбе.

Прелесть нынешней ситуации еще и в том, что в девяностые годы приходилось идти обходными путями, заискивать перед народом, изображать заступников и печальников. А сейчас честно и открыто меряются массовками и подтасовками.

Понятно, что выигрыш одних во «внутривидовой борьбе» подразумевает проигрыш других. Иногда это просто ненавязчивая, но шумно разрекламированная посылка строгого предупреждения, как история с лукойловским принцем, которого торжественно пожурили за автошалости в Москве. Предполагается, что истинный адресат месседжа все понял и поведет себя правильно.

Ну, а в крайних случаях, как на днях с владивостокским мэром Пушкаревым, проигрыш означает арест и суд. Комментаторы этого переворота дальневосточного масштаба разделились на два лагеря. Одни объясняют его схваткой мэра с краевым губернатором, другие — обострением активности силовиков из-за неустойчивости новой системы противовесов, в которой вынуждены соревноваться и доказывать свою мощь СКР и ФСБ — с одной стороны, и золотовская Нацгвардия — с другой.

Думаю, одно с другим вполне совместимо. Групповые интересы чиновников, бизнесменов и охранителей всех ведомств то дружески сплетаются, то сталкиваются лоб в лоб на самых разных уровнях. Впечатляет вовсе не этот давно известный факт, а вошедшая вдруг в моду решительность и даже безоглядность предпринимаемых действий.

Страна превращается в царство феодальной свободы, со всеми ее прелестями — возникающими и распадающимися союзами знатных людей, их боевыми распрями и безостановочными выяснениями, кто из них главнее и какие кому выгоды и почести полагаются.

Оптимист скажет, что свобода для магнатов — это первый шаг к свободе для всех. Реалист ответит, что усобицы «сильных домов», никоим образом не увязанные ни с законностью, ни с признанием чьих бы то ни было прав — оборотная сторона приниженного положения рядовых людей и одновременно механизм сохранения и укрепления этой приниженности.

Сергей Шелин