Историческая вражда - XXI

Поворот к экзальтированному культу державного прошлого и прочей архаике выделяет нашу страну среди всех прочих своим неожиданным размахом. Но чем-то уникальным в сегодняшнем мире это точно не является. Что-то похожее, пусть и не в таких гротескных формах, заявляет о себе во многих краях.

А поскольку обязательной частью культа державности выступает мифология исторической вражды, то с особым чувством вглядываешься в то, что происходит в тех, соседних с нами странах, которые являются наследниками грозных империй, некогда бившихся с нашей не на жизнь, а насмерть. То есть, таких, которые по всем формальным признакам годятся на роли «исторических врагов России» и, со своей стороны, могут записать в таковые ее саму. Стоит только взаимно захотеть.

Если оставить в стороне государства, более или менее отдаленные, то поблизости от наших границ дислоцированы всего три страны, ведущие свое происхождение от держав, пытавшихся когда-то завоевать Россию и (или) подвергавшихся завоеваниям с ее стороны. Пикантность сегодняшним нашим взаимоотношениям придает именно неотменяемое географическое соседство, соединенное с массой удобных для разогрева исторических обид.

Это Швеция, Польша и Турция. Все они, как и наша страна, происходят от мощных империй территориального типа, то есть таких, где метрополия не была отделена от прочих владений морями–океанами.

Шведская империя в семнадцатом веке владела большей частью земель вокруг Балтийского моря, в начале восемнадцатого грозила Москве, а после поражения превратилась во второстепенное государство.

Речь Посполитая, в шестнадцатом – семнадцатом веках гигантская держава с польским ядром, едва не захватила однажды московский престол, но в конце восемнадцатого сама была пущена в раздел своими соседями, причем большая часть досталась России.

А Османская империя пятьсот лет назад, на пике могущества, вероятно, была сильнейшей державой мира. Но позднее, в одиннадцати войнах с Россией теряла земли и несколько раз была на грани потери суверенитета, поскольку овладение Константинополем и проливами стало навязчивой идеей российской политики со времен Екатерины Великой.

Не вдаваясь в дальнейшие подробности, согласимся, что всем есть, что вспомнить. Было бы желание. И это желание растет во всех трех странах. Причем вспоминают, а точнее, напоминают друг другу, вовсе не о походах воинственных шведских королей на Речь Посполитую, и даже не о триумфе польского короля Яна Собесского над турками под Веной в 1683 году. Точнее, вспоминают, разумеется, и об этом, но не с внешнеполитическими целями. В этих целях реализуется только одно направление – на Восток.

Идеи исторической вражды, культивируемые нашей пропагандой для внутреннего употребления уже второй десяток лет, приносят незапланированные плоды. Всю выгодность манипулирования образами «исторических врагов», а точнее одного врага, схватывают теперь на лету во многих краях.

На сегодня из вышеупомянутых трех стран только в Швеции восприятие России как универсального недруга не стало еще частью государственной идеологии. Хотя уже и изменило атмосферу в политике. Впервые в истории число шведов, желающих вступить в НАТО, начинает превышать количество тех, кто этому противится.

Для страны, являющейся одним из чемпионов мира по числу лет, проведенных в состоянии сначала неформального, а потом и официального нейтралитета (с 1814 года), результат достаточно яркий.

До реального вхождения в НАТО пока что далеко, хотя сотрудничество Швеции с ним крепнет и без этого, но шведское общественное мнение привыкает жить в страхе перед Россией. Перед неопознанными подлодками. Перед неопознанными и опознанными самолетами. А страх рано или поздно конвертируется не только в политические решения, но и в идеологические трансформации.

Польша, конечно, продвинулась гораздо дальше. То, что именно этой стране с 2005 года адресован наш День народного единства, - не причина, а симптом особых взаимоотношений. Польша восстановила свой суверенитет и перестала быть советским вассалом чуть больше четверти века назад. Успехи ее державного самовыражения в НАТО и в Евросоюзе (поляк Дональд Туск – председатель Европейского Совета), гордость экономическими достижениями (как никогда в прошлом, Польша приблизилась сейчас к статусу высокоразвитой страны) – всего этого оказалось мало для местной версии «вставания с колен».

Прошлогодняя победа на президентских и парламентских выборах национал-фундаменталистов, с их культом архаики, смакованием обид и унижений прошлого, с желанием разгромить политический класс девяностых – нулевых, составленный из бывших номенклатурщиков и бывших умеренных оппозиционеров социалистических просоветских времен, все это делает новейшую Польшу очень неудобным соседом сегодняшней России. Именно потому, что внутреннее родство быстро увеличивается.

При этом одно из преимуществ державного ренессанса Варшавы – в целом лояльные или хотя бы невраждебные отношения с давними областями Речи Посполитой, а ныне независимыми странами: с Украиной, с Литвой, а теперь даже и с лукашенковской Белоруссией. Это именно та проблема, которую не может решить Москва.

И, наконец, самая могучая из бывших империй - Турция. «Историческим врагом» она сделалась всего полгода назад, но зато сразу и по полной программе. Как будто всегда было так. Режим Эрдогана тоже, конечно, не назовешь политическим близнецом нашего, но для любителей сопоставлений он настоящий кладезь.

Особенно узнаваема та непринужденность, с которой госидеология лепится из всего, что удобно лежит – из показного благочестия, повествований о несокрушимой османской мощи, солидарности с «турецким миром», баек об интеллектуалах-заговорщиках, умиления собственным демократизмом и добротой и т.д., и т.п.

При этом восьмидесятимиллионная Турция, с ее динамичной экономикой, с производством на душу ($20,5 тыс. по паритетам покупательной способности), более высоким, чем в таких странах ЕС, как Румыния и Болгария, и с пятисоттысячной, хорошо вооруженной армией, чувствует себя сильной, как никогда за последние лет двести, если не больше.

Европейский Союз, который боится принять столь амбициозную и большую державу в свои ряды, отступает перед ней шаг за шагом. На очереди – введение безвизового режима, продвигаемое европейцами с панической стремительностью.

Если же взять три эти экс-империи вместе, то населением и суммарным экономическим потенциалом (соответственно 130 млн жителей и $3,1 трлн, считая по ППС) они лишь незначительно уступают нашей державе, а их военные траты в 2015 году ($7 млрд у Швеции, $10 млрд у Польши и $16 млрд у Турции) всего вдвое меньше российских, осуществлявшихся на пределе возможностей ($66 млрд по оценке SIPRI). При этом экономика в каждой из трех стран в прошлом году выросла примерно на 3%, а у нас упала на 3,7%.

Пока это вполне условные подсчеты, сделанные для того, чтобы напомнить, какая обоюдоострая вещь – вставание с колен, и какие невыгодные ситуации и расклады просматриваются, если она объединит одним общим увлечением наших ближайших западных соседей с имперским прошлым. Игру в «исторических врагов» легко и приятно начинать, но когда она заходит достаточно далеко, управлять ею не сможет никто.

Сергей Шелин