Нефть Кремлю не подчиняется

В древнем Китае каждый год императорским эдиктом крестьянам повелевали выходить на посевную. Иногда это совпадало с началом работ, а иногда нет. Крестьяне не имели привычки полемизировать с начальством, но ориентировались на свой опыт и погодные условия.

Во всех краях Земли в старину в разгар засухи служили молебны о ниспослании дождя. Случалось, что после этого и в самом деле шел дождь, но случалось, что и не шел. У природы свои закономерности.

На днях Владимир Путин собрал капитанов российских нефтяных компаний и посоветовал им заморозить добычу нефти на январском уровне. Они, конечно, согласились. Тем более, когда узнали от президента России, что министр энергетики Александр Новак «занимается проработкой вопросов, связанных со стабилизацией мирового рынка энергоносителей, консультируется постоянно с нашими партнерами, с ведущими участниками мирового рынка нефти… и практически договорился со своими партнерами на мировом рынке о том, чтобы в этом году мы не наращивали нефтедобычу…»

Чиновники из нескольких нефтеторгующих стран действительно недавно объявили, что могли бы перестать увеличивать экспорт нефти, если с этим согласятся все ее производители.

Возможно ли что-то подобное? Нет, невозможно. К США, которые наряду с Саудовской Аравией и Россией являются крупнейшим мировым нефтегазопроизводителем, с такими предложениями даже и подступаться нет резона. Иран, потенциально четвертый мировой добытчик нефти и газа, как раз сейчас выходит из-под санкций и делает все, чтобы как можно быстрее увеличить свой экспорт энергоносителей.

Может быть, самоограничение хотя бы некоторых, самых сознательных экспортеров стабилизирует рынок и цены? Если сильно захотеть, что-то такое можно вообразить. Но самоограничение должно быть очень суровым. Скажем, Саудовская Аравия и (или) Россия вообще прекращают торговать нефтью. Надолго или нет, цены подскочат. Однако что-то подсказывает: наша держава не станет спасать конкурентов ценой харакири. И саудиты тоже не станут.

Надеяться на действенность ценовых или экспортных сговоров нефтеторговцев — то же самое, что верить в магическую действенность молебнов о дожде. Сегодняшний мировой энергорынок — это рынок покупателя. Если некоторые продавцы заморозят или уменьшат поставки, то лишь увеличат свои убытки, хотя и заслужат глубокую признательность конкурентов, которые захватят их рыночные ниши.

У саудитов был такой опыт в 1990-е годы, в прошлую эпоху нефтяной дешевизны. Тогда самоограничение не принесло им ничего, кроме потерь. Все изменилось только в начале двухтысячных, когда энергорынок стал рынком продавца. Но эта эпоха, хотя и может ненадолго вернуться в случае, например, масштабной ближневосточной войны, по большому счету закончилась. Сланцевая революция, переворот в технологиях и общее расширение круга энергопроизводителей лишают смысла словесные интервенции экспортеров и вообще любые претензии на «энергетическую сверхдержавность».

При этом российский нефтегазовый экспорт, возможно, и в самом деле вступает в фазу застоя. За прошлый год объем нефтепродаж вырос заметно — на целых 9%. Но это, видимо, в последний раз. В нынешнем году экспорт, если и увеличится, то ненамного. Причина отнюдь не в благородном порыве стабилизировать мировые цены, а просто в иссякании возможностей для роста добычи. Менеджмент большинства наших огосударствленных компаний плох, себестоимость работ высока, инвестиции малы.

Не зря самые радикальные мысли на упомянутой встрече с Владимиром Путиным прозвучали, как передают, из уст главы «Роснефти» Игоря Сечина. Ориентируясь, вероятно, на реалии собственной компании, он якобы предлагал даже и не заморозить, а уменьшить нефтедобычу. Но не нашел понимания у коллег-магнатов.

Следующий сеанс коллективной магии назначен на то ли на конец марта, то ли на начало апреля. Представители стран-нефтедобытчиков обещают опять где-нибудь собраться и еще более серьезным тоном, чем раньше, пригрозить заморозить добычу.

Однако покинем виртуальный мир. Разве в реале нефть не может подорожать? По своей собственной логике. Ведь после молебнов и в самом деле случались дожди, а начало сельхозработ иногда — и даже нередко — совпадало с выходом императорского эдикта.

Немного хроники: в 2013-м средняя цена российской Urals была $108 за баррель, в 2014-м — $98, в 2015-м — $51. Сплошное падение.

Теперь посмотрим, что происходит в последние месяцы. В декабре 2015-го баррель Urals стоил $36 (против $61 в декабре предшествующего года), в январе 2016-го — $29 (годом раньше — $47), в феврале 2016-го — $31 (за год до этого — $57). И, наконец, в первые дни марта баррель Urals (цена которого, напомню, немного ниже, чем цена Brent) стоит около $35 (в прошлогоднем марте было $55).

Следует ли из этого, что ценовой минимум пройден? Не исключено. Но с куда большей определенностью можно сказать, что в 2016-м средняя цена будет ниже, чем в 2015-м. И похоже, что намного.

Особенность нашего времени в том, что о ценовом максимуме применительно к нефти говорить легче, чем о минимуме. Максимум — это уровень, на котором сланцевая нефтедобыча становится высокорентабельной и резко увеличивается, не пуская цены дальше вверх. Совершенствование технологий непрерывно снижает и будет снижать этот потолок. Еще год назад он был на уровне $60, а сейчас — уже около $50. Самые задорные из американских экспертов говорят даже о $40, но, видимо, забегают вперед.

Может ли нефтяная цена в ближайшие месяцы взлететь до нынешних «потолочных» $50? Теоретически может, но вряд ли взлетит. Состояние рынка определяется не магическими пассами стран-нефтеторговцев, а скоростью уменьшения нефтедобычи в США (пока цена барреля меньше $40, добыча будет сокращаться), степенью жесткости политики ФРС, глубиной кризиса в Китае, ходом ближневосточных войн и т. п. Если соотношение этих факторов останется примерно таким же, как сейчас, то $40 (или чуть больше) за баррель Urals в среднем в 2016-м — это довольно-таки оптимистичный вариант. Вполне возможно, получится еще хуже.

Минэкономразвития уже на всякий случай изготовило что-то вроде прикидочного прогноза на целую эпоху вперед, до 2019-го включительно, исходя из предположения, что нефтяная цена в эти годы будет колебаться в диапазоне $35-45. Эпоха видится чиновникам-сочинителям достаточно мрачной: постоянное, хотя и замедляющееся, снижение уровня жизни народа на фоне хозяйственного спада, плавно переходящего в стагнацию.

Но даже и в такой схеме, инсценирующей суровый реализм, нет ничего принципиально нового. Если на урезку военных трат наложено табу, на демонтаж олигархической экономики — тоже, если социальные ведомства не видят причин готовиться к росту безработицы, а долготерпение простонародья предполагается безграничным, то нам очередной раз рисуют ту же самую путиномику, по-прежнему завязанную на нефтяные цены, пусть даже и круто упавшие.

Чтобы осознать, как устроена сегодня действительность, необходимо для начала понять, что нефть — больше не фундамент режима, а просто один из экспортных товаров, и цены на нее так же не подчиняются высочайшим эдиктам, как цены на зерно или на софт. Но даже и этот первый шаг за полтора года кризиса не сделан.

Сергей Шелин