Posted 3 декабря 2015, 15:48
Published 3 декабря 2015, 15:48
Modified 31 марта, 05:13
Updated 31 марта, 05:13
В тот момент, когда Владимир Путин, читая свое ежегодное послание Федеральному Собранию, перешел к внутренним проблемам и сообщил, что «коррупция – препятствие для развития России», телеканал Russia Today показал крупным планом генпрокурора Юрия Чайку, с каменным лицом сидящего среди слушателей. То ли оператору изменило чутье, то ли он просто захотел показать, на чьи плечи ляжет главная борьба с этим злом. Второе – вернее, потому что в последующих частях своего выступления глава государства упоминал прокуратуру лишь в контексте постановки перед нею очередных задач, притом во вполне благожелательном тоне.
О сегодняшних внутрироссийских конфликтах и скандалах, начиная с протестов дальнобойщиков и заканчивая новейшим обличительным расследованием ФБК, глава государства не сказал ни слова, и это вовсе не выглядело случайным пробелом. Двенадцатое президентское послание Владимира Путина отличается от всех предыдущих отсутствием сколько-нибудь целостной оценки текущей экономической и общественной ситуации, а равно и нежеланием строить планы на будущее.
Ни слова о глубине, причинах и предполагаемой длительности хозяйственного спада. Только констатация: «Сложности в экономике сказываются на уровне жизни наших людей. И хорошо понимаю, что люди задаются вопросами: когда мы преодолеем трудности и что для этого будем делать». Но «вопросы, которыми задаются люди», оставлены без ответа. Какие-либо гипотезы насчет того, что их ждет в 2016-м, в послании отсутствуют.
Впрочем, Путин поставил перед своей аудиторией пять задач. И хотя формально президентское послание адресуется федеральным депутатам, почти все задачи были обращены к наполнявшим Георгиевский зал Кремля капитанам ведомственного чиновничества, гражданского и охранительного.
Из всего этого перечня только пункт номер четыре представляется мне по-настоящему важным: «Напомню, по итогам исполнения федерального бюджета 2016 года его дефицит не должен превышать трех процентов, даже если наши доходы окажутся ниже ожидаемых… Я только что сказал, что финансовая устойчивость и независимость страны абсолютно связаны между собой. Пожалуйста, исходите из этих ключевых, базовых соображений».
Увязка финансовой устойчивости с суверенитетом державы в устах Путина означает твердо и безоговорочно сделанный выбор – по крайней мере, по состоянию на сегодня. И это выбор в пользу жесткого бюджетного курса министра финансов Антона Силуанова – де-факто главного руководителя российской экономики, куда более влиятельного, чем премьер Дмитрий Медведев.
Впрочем, и Медведев удостоился персональной похвалы в фирменном путинском стиле, сочетающем поощрение с подчеркиванием второстепенной роли хвалимого: «За последние три года было дополнительно открыто порядка 800 тысяч мест в детских садах. Знаю, что председатель правительства уделял этому особое, личное внимание. Спасибо, Дмитрий Анатольевич…»
Так или иначе, все содержание президентской речи подталкивает к мысли, что кадровых перестановок Путин не планирует, а если вдруг и планирует, то уж точно не желает их анонсировать. Намеков на то, что на каком-либо направлении чиновники не справляются с работой, нет. Путин то ли и в самом деле верит, что им все по зубам, то ли исходит из того, что те задачи, которые он провозгласил, по зубам любому.
И в самом деле, за исключением того, что поручено Силуанову (железной рукой удержать бюджетный дефицит в плановых рамках и, если понадобится, то ради этого еще разок урезать госрасходы), Путин не требует от подчиненных чего-то невозможного и даже трудноисполнимого.
Остальные четыре его установочных пункта предписывают чиновникам совершать привычные для них ритуальные действия, клонящиеся к благу народного хозяйства и ничего нового не содержащие.
Именно в этом смысле следует, по-моему, толковать и якобы сенсационный пятый пункт программы, привлекший к себе излишний, как мне кажется, интерес комментаторов. Ведь забота о процветании частного бизнеса, неуклонное расширение его прав, защита его от чрезмерного контроля и чересчур суровых уголовных преследований – это абсолютно традиционная политика, неизменно проводимая нашими властями даже не из года в год, а из десятилетие в десятилетие.
Чтобы прочувствовать глубинную ее суть, вчитаемся в слова президента: «Считаю свободу предпринимательства важнейшим экономическим и общественно значимым вопросом. Именно… расширением этой свободы мы должны ответить на все ограничения, которые нам пытаются создать. Вот почему мы предоставили столь широкие полномочия недавно созданной Федеральной корпорации развития малого и среднего бизнеса…»
То есть расширение предпринимательской свободы – это расширение полномочий очередной бюрократической конторы. Именно созданием или хотя бы увеличением прав какого-либо госучреждения Владимир Путин привык отвечать на любую проблему.
И этот подход полностью остается в силе на всех направлениях экономической политики.
Проедаются финансовые резервы? Значит, надо «сформировать единый, целостный механизм администрирования налоговых, таможенных и других фискальных платежей». Рожденный еще в 90-е замысел организовать Минсдох (министерство по сбору доходов) жив и рекомендован к употреблению.
Буксуют частные проекты? Следует «создать специальный проектный офис» для административного «сопровождения крупных проектов». Хлебное будет место.
Российский экспорт недостаточно высокотехнологичен? «Считаю правильным реализовать инициативу делового сообщества и создать агентство по технологическому развитию». И в самом деле, кому как не чиновникам указывать технологиям маршруты развития?
В этом же смысле надо толковать и сетования главы государства на то, что «целая армия контролеров по‑прежнему мешает работать добросовестному бизнесу». Путин ведь сам расшифровывает свой тезис: «Это не значит, что контролировать не нужно. Конечно, надо контролировать…»
То есть контролеры будут те же самые, и работу у них не отнимут, но торжественно предпишут контролировать не плохо, а хорошо. Разумеется, они заранее согласны. Ведь все хитросплетение проверяющих органов остается неприкосновенным. Путин несколько раз упоминал об этом как о чем-то само собой разумеющемся.
Если хотите, называйте это реализмом. Путин не может и не хочет что-либо всерьез менять в экономической или социальной сферах, поэтому объявляет статус-кво вполне удовлетворительным. И, в отличие от прошлых лет, даже не обещает ничего особенного.
Предстоящее сокращение госрасходов (при молчаливо подразумеваемом сохранении нынешних военно-охранительных трат) означает новый раунд урезок для образования и медицины. Президент не говорит об этом, но и не отрицает. Однако приказывает выделить некоторую сумму на ремонт школ и продлить срок действия программы материнского капитала. С общим ужатием трат и то, и другое вполне совместимо.
Путин не может поручиться, что в следующем году возобновится рост экономики, и поэтому не дает хозяйственных прогнозов. Он не может знать, остановится ли падение уровня жизни, и поэтому никаких обещаний на этот счет не высказывает. Не может поручиться, что пенсионную систему не «реформируют» еще разок, и именно из-за этого ни слова не говорит о пенсионных делах.
Если отжать благопожелания и перечисления мелких проектов разной степени хозяйственной осмысленности, то видно, что попыток сформулировать для страны какую-либо целостную экономическую стратегию больше не предпринимается.
Все возможные вопросы просто оставлены без ответов. Даже такой животрепещущий, как вопрос о том, будет ли продолжена политика торговой самоизоляции, проводимой с растущей торопливостью и все более странным энтузиазмом.
На этот счет не прибавилось ясности даже на турецком направлении, во всем прочем интересующем Путина невероятно сильно. «Если кто‑то думает, что, совершив подлое военное преступление…, они отделаются помидорами или какими‑то ограничениями в строительной и других отраслях, то они глубоко заблуждаются. Мы еще не раз напомним о том, что они сделали. И они еще не раз пожалеют о содеянном…»
Обещание, что «кто-то не отделается помидорами», и так-то звучит чуточку двусмысленно - ведь речь идет о помидорах, изымаемых из рациона россиян. Но остается не раскрытым еще и главное. Следует ли понять это так, что нынешний бойкот – только пролог к неким гораздо более широким хозяйственным акциям, или же речь о каких-то других способах заставить «пожалеть о содеянном»?
Ясности нет даже тут, хотя экономические аспекты этого конфликта сейчас достаточно просты. И уж тем более ее нет касательно проблем дальнего прицела.
Ничто не мешает сказать, что 3 декабря мы опять увидели нового Путина. Такого, который больше не ждет особых экономических успехов, но вполне готов обойтись и без них.
Сергей Шелин