Путин: кошмар исполнения желаний

На этой неделе исполняется 16 лет с тех пор, как Владимир Путин стал председателем правительства России, а Борис Ельцин сказал народу, что видит в нем своего преемника. Не будем формалистами. Путинское правление началось именно тогда, в августе 1999-го, еще при старом президенте, и с тех пор не прерывалось ни на день, включая четыре года, когда первым лицом считался другой человек.

Эпоха Путина стала временем исполнения практически всех желаний, овладевших низами и верхами в 90-е годы. Секрета его власти не поймешь, если не увидишь, что у него всегда были в запасе какие-нибудь заветные народные мечты, осуществлением которых он в подходящий момент радовал массы. Плюс огромная удачливость. И еще – убедительность поведения, объясняемая тем, что его картина действительности в главных пунктах совпадает с понятиями большинства.

Приблизительно к 1994 году разочарование в западном пути, современном капитализме, демократии и сопутствующих вещах стало у нас массовым, если не поголовным. И следующие пять лет оказались временем духовной и организационной подготовки путинской эпохи.

Чего тогда хотел народ? Ну, разумеется, сытости. Глупо отрицать, что Путин это дал. Даже сейчас, когда сытость идет на убыль, уровень жизни гораздо выше, чем полтора десятка лет назад. Понятно, что фантастически повезло с нефтяными ценами, которые с 2003-го по 2013-й были великолепны как никогда. Но люди не вникают в причины. Они регистрируют сам факт события генеральной мечты 90-х.

Сегодняшнее содержимое официального телевизора - со всей его конспирологией, имперским бахвальством, неприятием свободнорыночного капитализма и антиамериканизмом – тоже полностью сложилось уже в 90-е в качестве неофициальной, домашней, так сказать, идеологии большинства.

Не зря именно тогда думский депутатский корпус (пусть и на уровне безвредной для себя и других демагогии) несколько раз пытался аннулировать роспуск Советского Союза, оприходовать Крым, отмежеваться от Запада и вообще «отменить» капитализм.

О том же самом повествовали снимавшиеся в те годы народные сериалы и эстетские кинофильмы фестивального прицела. Полки книжных магазинов ломились от сочинений о древнейших и новейших антирусских заговорах и сталинском золотом веке.

А говорить о «политике» в тогдашнем быту значило с дежурным гневом сокрушаться о славном прошлом и клеймить разрушителей державы - Ельцина, Горбачева, Чубайса, Березовского, американцев и всех прочих.

Интерес к любым разновидностям самоуправления, а значит, и к демократии, упал почти до нуля. К концу 90-х почти каждый региональный губернатор уже соорудил у себя вертикаль власти. Для полной гармонии оставалось только увенчать ее последним звеном – и дотянуть до Кремля.

Все это должно было найти государственное оформление. Унаследованный от предыдущей эпохи ельцинский режим, хотя и пытался идти в ногу со временем, но постоянно отставал и делал гораздо меньше, чем от него ждали. В воздухе носилось понимание того, что требуется нечто принципиально новое. Не хватало вождей. Руководящий класс не был способен повести страну куда бы то ни было - по причине своей растленности, бездарности, алчности и безответственности. Поэтому ранние усилия повернуть государственный руль провалились.

Первую, верхушечную, попытку осуществить консервативную революцию предпринял хасбулатовский Белый дом в 1993-м. Второй, и гораздо более масштабной, стала президентская кампания КПРФ и Геннадия Зюганова в 1996-м. А к 1999-му разложение режима стало уже восприниматься как необратимое, и вперед вышли выходцы из спецслужб.

Их кастовая сплоченность, конспирологические воззрения и отношение к политической деятельности как к спецоперации попали в резонанс с базовыми представлениями низов и верхов о правильном устройстве жизни. Не зря все три премьер-министра переломного 99-го были выходцами оттуда: и Примаков, и Степашин, и Путин.

Евгений Примаков успел провозгласить своими ближайшими целями то, что Путин потом осуществил плавно и без спешки – отмену выборности губернаторов, уголовное преследование независимых от власти бизнесменов и общее завинчивание гаек. Генеральная линия нулевых годов была предопределена волей народного большинства и с большим или меньшим радикализмом проводилась бы любым преемником Ельцина.

На первых порах Путин словно бы даже и не спешил одним махом сделать все, что подсказывали народные массы и новый ближний круг, но мало-помалу вошел во вкус. А потом уже не мог остановиться.

И сейчас, в десятые годы, всего одно из фундаментальных народных чаяний исполнено как-то недостаточно глубоко и не совсем искренне – чистка бюрократии. А в остальном народно-номенклатурная утопия стала явью. Это деяние грандиозного масштаба, гарантирующее Владимиру Путину место в учебниках истории.

Другое дело, что в XXI веке эта утопия смотрится крайне диковинно. Система, построенная сообразно высказанным и невысказанным пожеланиям трудящихся из всех наших классов и сословий, оказалась сооружением, малопригодным для обитания, коллекцией идеологических, экономических и геополитических тупиков.

И низы, и верхи хотели вернуть империю - и она возвратилась в форме кровавого развода с Украиной. Хотели поставить на место Америку - и стали изгоями и для Запада, и для Востока. Хотели восстановить централизованное хозяйство - и обрели чиновно-клановую экономику, которая потеряла способность к росту уже лет семь назад.

В перечне коллективных грез 90-х годов не было никакого образа будущего. Поэтому в сегодняшней госидеологии он отсутствует. Россию превратили в страну без целей.

В нем не было стремления к развитию наук, искусств и технологий. Вот они у нас и искореняются.

Не было даже приблизительных представлений о регулярном обновлении власти – ни на западный, ни на китайский манер. Поэтому у нас несменяемый вождь с несменяемыми соратниками и политическое устройство, рядом с которым режимы Венесуэлы и Зимбабве выглядят заповедниками демократической конкуренции.

Довольно долго это скрадывалось фирменным путинским везением. Нефтяной бум принес триллионы халявных нефтедолларов. Структура хозяйства ухудшалась, компетентность управления падала, а жизнь улучшалась. Вставание с колен, до тех пор, пока оно не приняло слишком уж острые формы, раскалывало Запад и побуждало его отступать. Особенно тогда, когда в Европе у власти было политическое поколение Берлускони, Шредера, Блэра и Саркози. Импровизационная и близорукая в своей основе политика выглядела продуманной и дальновидной.

Однако пару лет назад везение пошло на убыль, а Путин не только не заметил этого, но и решил, что именно теперь у него на руках все козыри. В результате, Россия сегодня находится примерно в такой же изоляции, как СССР в 1920-х годах, но не имеет ни человеческих ресурсов, ни энергии для рывка вперед, к которому готовилась тогда советская держава. Одновременно путиномика лишилась еще и своего фундамента – сверходоходов от продажи нефти и газа.

Через 16 лет после своего рождения система, воплотившая болезненные видения, рожденные всенародной растерянностью и коллективными заблуждениями конца 90-х, не маскируется больше ничем и не знает, как быть дальше.

Сергей Шелин

Перейти на страницу автора