Когда Россия помирится с Западом

Когда российские власти начинали выстраивать антиамериканский курс, они, конечно, не думали, что попадут в ловушку. Казалось, будто США объективно нуждаются в партнерстве с Россией, а потому пойдут рано или поздно на определенные уступки. Путин ведь не так уж многого и просил - всего-навсего контроля над постсоветским пространством. Причем вряд он собирался тогда присоединять Крым или, тем более, восстанавливать Советский Союз в первоначальном виде. Ему достаточно было неформального контроля, обеспечивающего политическую власть Кремлю и режим наибольшего благоприятствования в экономике для связанных с Кремлем российских компаний. Путин стремился, скорее, насажать «в братских столицах» своих Януковичей, нежели высаживать в проблемных регионах «зеленых человечков».

Американцы на российские амбиции плюнули с самого высокого небоскреба. Не по злобе и, тем более, не из стремления нас захватывать или расчленять. А просто из пренебрежения. Россия их не интересовала ни как стратегический соперник типа почившего в бозе СССР, ни как стратегический соперник XXI века типа Китая, ни как безумец с ядерной бомбой типа Северной Кореи, ни как опора исламского фундаментализма типа Ирана, ни, уж подавно, как перспективный политический и экономический партнер вроде развитых европейских стран.

В Кремле, тем не менее, полагали, что если усилить давление на американцев, они рано или поздно захотят выработать внятную политику в отношении России, поскольку полное пренебрежение породит лишь головную боль. И впрямь, головную боль Путин своим «коллегам» обеспечил. Сначала он их просто критиковал за Ирак, потом произнес разгромную мюнхенскую речь, потом Россия вступила в войну с Грузией - не прибегая, правда, к аннексии территорий. Последней каплей стало присоединение Крыма.

Рациональное поведение со стороны США предполагало бы рано или поздно серьезные переговоры. Однако рационализм американцев принял совершенно иные формы. Они решили, что санкции станут эффективным механизмом давления, и от худого мира перешли к доброй ссоре.

Сегодня мы видим, что в своих оценках перспектив развития взаимоотношений ошибались обе стороны. Путин не понял, насколько в США нас мелко видит. При всем своем бесспорном уме, при всей способности трезво оценивать ситуацию он оказался в чудовищной ловушке. Что бы Кремль ни делал, Белый дом в ответ говорил «без вас обойдемся» и строил глобальные планы так, как будто бы Путин возглавляет Верхнюю Вольту, да к тому же без ракет.

Барак Обама, в свою очередь, не предугадал, что санкции лишь укрепляют власть Путина в кратко- и среднесрочной перспективе, поскольку создают в народе ощущение осажденной крепости, где надо обеими руками держаться за своего коменданта – спасителя, благодетеля и отца-командира. Возможно, в долгосрочной перспективе настроения россиян переменятся, но Белый дом-то надеялся переменить их до окончания президентского срока Обамы, про которого теперь республиканцы с уверенностью скажут, что он, мол, Россию проворонил.

Впрочем, Обаме в любом случае не переизбираться, а Путин политически лишь крепче стал. Вряд ли, начиная осуществлять антиамериканскую политику в середине нулевых, он догадывался, чем все обернется к 2015 году, однако просчет стал в конечном итоге базой его электорального успеха. На крымской волне он спокойно выиграет президентские выборы 2018-го.

Соответственно, надеяться на перемену российского внешнеполитического курса в ближайшие годы не приходится. Никакого серьезного смягчения Путин не допустит, поскольку без симметричных действий американских «партнеров» оно выглядело бы проявлением слабости. А слабых, как говаривал Путин во времена Беслана, бьют.

На этом фоне мы можем теперь рассмотреть новый аспект проблемы, которую я анализировал в статье «Как завершится путинская эпоха». Тогда речь шла лишь о важнейших внутриполитических аспектах проблемы, теперь же поговорим об аспектах международных. Смогут ли пойти на примирение с Западом преемники Путина, кем бы они ни являлись?

В свете всего вышесказанного здесь нет ничего невозможного. Ни российской элите в целом, ни даже ближайшим друзьям Путина, пребывающим ныне под санкциями, конфронтация не нужна.

Преемники, конечно, могут не быть мягкими и пушистыми. Они могут демонстрировать намерение получить от Америки права на контроль постсоветского пространства. Но трудно найти такие группы, которым было бы выгодно нынешнее противостояние, доведенное до полного маразма. Более того, мы помним по опыту Перестройки, что Горбачев на первых порах получал значительную поддержку именно благодаря «новому мышлению» в международной сфере. С экономикой у него дела не заладились, но за разрядку напряженности его любили практически до момента распада СССР, поскольку никому не хотелось балансировать на грани ядерной войны.

Кто бы ни пришел к власти после Путина, наверняка он разыграет карту перезагрузки в международных отношениях, поскольку к тому моменту напряженность всем окончательно надоест. Страна устанет бесконечно вставать с колен и подпрыгивать, демонстрируя свою крутизну.

США, скорее всего, тоже готовы будут сблизиться с Россией. Тот, кто будет занимать Белый дом в момент ухода Путина, без особых трудозатрат наберет политические очки за счет смягчения отношений. Американцам понадобится сделать лишь ничего не значащий жест доброй воли. Даже отдавать Кремлю контроль над постсоветским пространством не придется, поскольку новые российские власти вряд ли захотят снова влезать в ловушку, выдвигая нереалистичные требования.

В общем, многое решать станет проще. Но есть одна важная проблема. Если к тому времени Россия резко сократит поставки энергоносителей в Европу и слишком сблизится с Китаем, куда мы сегодня стремимся направить наши новые газопроводы, переменить антизападный курс без учета мнения Пекина не удастся. Ведь Китай станет монопольным покупателем главных российских ресурсов. А при такой экономической зависимости неизбежно возникает зависимость политическая. С годами Китай еще больше нарастит мускулы, его конфронтация с Соединенными Штатами наверняка усилится, и Пекин не захочет отпускать своего поставщика газа в свободное политическое плавание.

В этом состоит главная трудность будущей российской демократизации. К моменту ухода Путина у нас не останется серьезных внутренних причин для сохранения нынешнего режима. Но важная группа интересов, влияющая на российскую политику, будет к тому времени находиться в Пекине.

Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

Перейти на страницу автора