Как завершится путинская эпоха

Горбачевская Перестройка, 30-летие которой отмечается в этом году, предоставляет нам уникальный материал для понимания того, какая судьба ждет, в конечном счете, и нынешнюю эпоху. Она ведь все больше напоминает брежневский застой со стагнирующей экономикой, сшитой на живую нитку идеологией, прославлением стареющего вождя и всеобщим «одобрямсом», как выражался герой известного перестроечного монолога Геннадия Хазанова.

Перестройка преподнесла два важнейших урока. Во-первых, «одобрямс» сохранялся до тех пор, пока не сменилось поколение вождей. Все слои населения, все группы интересов, так или иначе, нашли свое место в советской системе, поскольку власть действовала по принципу «живи сам и жить давай другим». Во-вторых, как только поколение вождей сменилось и новые лидеры взяли курс к новым целям, весь многомиллионный «одобрямс» тут же обратился в критику старой системы и в поиск иных путей, поскольку по гамбургскому счету брежневская система не удовлетворяла уже никого.

В принципе, это вещи известные, но в интеллектуальных кругах они часто вызывают неправильную реакцию. Среди тех, кто хорошо понимает, что и брежневская, и путинская политика – это дорога в никуда, принято ругать народ за недомыслие и конформизм. Но это все равно что жаловаться на плохую погоду или на закон всемирного тяготения. Любой народ – конформист. Революционная ситуация возникает лишь тогда, когда бедствия масс, как в свое время отмечал Ленин, «обостряются выше обычного». То есть когда происходит реальное обнищание, а не унылый застой.

В то же время, брежневскую систему, в которой, казалось бы, все могли найти себе место, после кончины Леонида Ильича никто уже не хотел сохранять. Соответственно, возникает вопрос о судьбе сегодняшнего застоя. Не будем гадать, как и когда нынешняя система останется без своего создателя, но проанализируем, нужна ли будет она кому-нибудь без Путина.

Начнем с бизнеса. Он сильно разбогател за последние 15 лет, причем во многом благодаря сотрудничеству с государством. О различных способах монополизации рынков, позволяющих накручивать цены, и о распилах бюджетов, перекачивающих налоги от бедных к богатым, говорится постоянно. Но важно отметить, что политическая система служила лишь механизмом для перекачки, тогда как источником богатств нынешних олигархов были высокие цены на нефть. Власть и бизнес забирали себе нефтяную ренту, но народ был вполне счастлив, поскольку и ему кое-что перепадало.

В условиях непрекращающегося с 2008 года экономического кризиса пилить по-старому стало труднее. Для предотвращения массового разворовывания страны власть даже вынуждена затевать громкие антикоррупционные дела, которые раньше (при большом притоке нефтедолларов) были никому не нужны. Фактически за последние годы режим существенно изменился. Вместо принципа «живи сам, и жить давай другим» он провозгласил принцип собственного выживания ценой затягивания поясов населения – как бизнеса, так и широких слоев. А чтобы пояса затягивались без стонов, власти развернули патриотическую кампанию в духе «жить стало хуже, зато веселее».

Бизнес, бесспорно, хотел бы сохранить эпоху 2000 – 2007 годов, если бы это было возможно. И с радостью воспроизвел бы ее с любым преемником нынешнего президента. Но воспроизводить эпоху «Крым наш» захотят разве что олигархи, получающие выгодные крымские контракты, и небольшой круг успешных импортозаместителей. При этом, естественно, бизнес не станет сегодня поддерживать политическую оппозицию, поскольку это грозит ему потерей собственности и доходов. Деловые круги будут конформистами вплоть до падения режима. Но дальше любой новый Горбачев сможет на них опереться.

Похожим образом обстоит дело и с молодежью. Еще в 1990-х для нее появилась целая система быстрых социальных лифтов, поскольку люди старших поколений плохо приспосабливались к условиям рыночной экономики. В эпоху путинского процветания социальные лифты стали приносить не только престижный для молодого человека статус, но еще и большие доходы, поскольку с одной стороны, резко росли зарплаты менеджеров и чиновников, а с другой – появились невиданные возможности для распилов и взяточничества. Не исключено, что Generation «Пу» дольше всех будет хранить верность вождю и его уходящей эпохе, так же как выдвиженцы 1937 года (усевшиеся на место репрессированных) дольше всех были правоверными сталинистами.

Но новая молодежь растет уже в совершенно иных условиях и вряд ли предъявит запрос на воспроизводство путинской системы. Естественно, в основной массе это тоже конформисты. Однако для них уже нет социальных лифтов. Экономика не растет и не создает новых «золотых ниш». На старых должностях сидят представители путинского поколения (1950-х – 1960-х годов рождения), многое знающие, многое умеющие и не желающие уходить на пенсию. Их подпирают ушлые дети Перестройки (1970-х г.р.), засидевшиеся на должностях среднего уровня. А дальше идут представители Generation «Пу» (1980-х г.р.), приближающиеся к жизненному расцвету.

Если Путин не устроит массовые репрессии в элите, чтобы освободить дорогу молодым (а такое все же вряд ли случится), рожденные в 1990-е постепенно перейдут во внутреннюю оппозицию системе. И с каждым годом таких недовольных по естественным причинам будет становиться все больше. Как конформисты они, в первую очередь, станут искать не площадь, на которую можно выйти с протестом, а возможность сделать карьеру. Но, не найдя таковой возможности, затаят злобу на нынешнюю систему точно так же, как в свое время представители путинского поколения таили злобу на брежневскую геронтократию, не позволявшую им продвигаться.

Если бы рождаемость у нас была столь же высокой, как в Египте, кризис системы социальных лифтов, возможно, вывел бы молодежь в обозримой перспективе на площадь. Но немногочисленное поколение, появившееся на свет в «лихие 90-е», когда рожать и растить детей было трудно, так или иначе сумеет зацепиться за систему и продержаться в ней до наступления эпохи перемен. Однако вряд ли оно захочет эту косную систему сохранять.

Более того, не исключено, что дети 1990-х даже выступят с идеей массовых люстраций активистов путинской эпохи, поскольку только такой подход позволит им очистить от «шлака» шахты, по которым движутся социальные лифты. Думается, это поколение во многом возьмет за образец бархатные революции, совершившиеся в Центральной и Восточной Европе в 1989 году. Участие в них, как правило, уже не представляло собой опасности для жизни и карьеры, поскольку старый режим, брошенный Москвой на произвол судьбы, фактически рухнул, и репрессировать революционеров было особо некому.

Есть и еще один важный момент, говорящей о склонности молодых к переменам. Американский социолог Рональд Инглхарт показал, что люди, сформировавшиеся во времена экономических трудностей (когда «кусок хлеба» не гарантирован), склонны затем всю жизнь ориентироваться на выживание. А тот, кто вырос в благополучную эпоху, с большей вероятностью будет стремиться к самореализации, которая невозможна без демократии и открытости. Выходит, что молодежь, выросшая при Путине и не знавшая «лихих 90-х», – это мина замедленного действия, заложенная под режим.

Итак, молодежь и бизнес, станут союзниками любой силы, стремящейся выстроить систему европейского типа.

А как поведут себя те, кто сейчас в той или иной мере находятся при власти?

Лояльность чиновничества и силовиков режиму Владимира Путина, естественно, максимальна. Они – истинная опора нынешней политической системы, поскольку неплохо зарабатывают и, кроме того, имеют возможность кормиться со взяток, откатов и наездов. Крайне мала вероятность того, что эти группы встанут в оппозицию Кремлю. И все же стоит помнить о том, как даже среди брежневской номенклатуры нарастало недовольство советской системой. Эти люди имели высокие зарплаты, хорошие квартиры, государственные дачи и доступ к распределителям дефицитных благ. Однако, сопоставляя свое положение с уровнем жизни лиц, имевших аналогичный ранг в капиталистическом мире и даже в европейских соцстранах, они понимали, что власть, положение и опыт могли бы в иных условиях сделать их миллионерами. Когда вследствие Перестройки появилась частная собственность, именно ушлые номенклатурщики превратились в первых капиталистов. И с тех пор у них не было причин с тоской вспоминать о привилегированных пайках брежневской системы.

В той мере, в какой нынешние номенклатурщики ограничиваются в правах, они тоже становятся скрытыми сторонниками перемен. Естественно, не революционных, а постепенных, которые проходили бы под их контролем.

Еще недавно Путин ни в чем не ограничивал чиновников, депутатов и силовиков. Эти люди брали у родного государства все, что плохо лежит, и приобретали дорогие зарубежные активы, недвижимость, вид на жительство в иных странах. Но ныне появляется целая система формальных и неформальных ограничений: на вложения денег за границей (для госслужащих), на выезд за границу (для силовиков) и самое главное – на право безграничной коррупции. Истинные причины подобных строгостей не всегда ясны, но в целом они, наверное, определяются исчерпанием нефтедолларовых богатств. При ограниченности ресурсов любая власть должна вводить хищения в относительно разумные рамки, чтобы оставались средства на поддержание народа. Нынешнее умеренное затягивание поясов при нарастающих масштабах коррупции могло бы обернуться резким обнищанием масс, а потому Кремлю приходится сдерживать коррупционные аппетиты своих сторонников.

Это неизбежно вызывает раскол между узкой правящей группой, в которой пока никаких ограничений не наблюдается, и широкими слоями людей, нанятых властью для поддержания стабильности. Если экономические трудности в нашей стране не рассосутся, неизбежно наступит момент, когда для силовиков и госаппарата минусы нынешней системы начнут превышать плюсы.

Поначалу это, скорее всего, будет выражаться в халатности, то есть в том, что чиновники перестанут рыть носом землю ради поддержания высокого рейтинга главы государств. А затем, возможно, люди начнут подумывать и о том, что неплохо бы иметь иного президента – такого, который не оторвался от породившего его класса силовиков и госслужащих.

Конечно, подобная публика никогда не выйдет на Сенатскую площадь (на манер декабристов), как не выходили на открытый протест советские аппаратчики. Но нынешняя номенклатура может сыграть существенную роль в разделе путинского наследства, когда для этого по каким-либо причинам наступит время.

В первую очередь, будущую судьбу России станут решать представители узкой правящей группы, как в 1982-1985 годах вопрос об избрании очередного генсека решался членами политбюро ЦК КПСС. Согласование мнений влиятельных лиц при выдвижении кандидатуры нового президента в той или иной форме неизбежно. Но единое мнение не сформируется, как не сформировалось оно после Ленина, после Сталина и после Брежнева. Никто из советских вождей не способен был оставить преемника (кстати, и Петр I, придававший огромное значение праву царя передавать власть по наследству в нужные руки, преемника себе выбрать не сумел). Уходящему лидеру все кандидаты кажутся не достаточно достойными в сравнении с ним самим.

Значит, после Путина (когда бы он ни ушел) начнется эпоха серьезной борьбы за власть. Представители правящей группы выдвинут ряд кандидатур и, проталкивая их, будут использовать различные ресурсы. Кто-то станет больше опираться на деньги, кто-то – на силовиков, кто-то - на губернаторов, кто-то - на масс-медиа… Для того, чтобы отвергнуть нежелательных кандидатов (типа Троцкого в постленинскую эпоху или Берии в постсталинскую), могут сформироваться самые неожиданные альянсы.

Мы не можем, естественно, знать сегодня, пойдет ли борьба в открытую или примет форму схватки бульдогов под ковром. И не можем предсказать, сохранится ли система электорального авторитаризма, или дело склонится к государственному перевороту. Однако в любом случае конфликтующие верхушечные группировки должны будут искать опору внизу. Соответственно, в этой ситуации резко возрастет значение госаппарата, который тут же вспомнит, как Путин лишал его привилегий.

Трудно представить себе, что госаппарат захочет в кризисной ситуации вновь воспроизвести систему, ориентированную лишь на благополучие узкой группы лиц, близких «к телу». В этой ситуации тем группировкам, которые будут все же настроены на сохранение нынешней модели власти, станет трудно продавливать через аппарат свои решения. А сторонники «мягкого курса», наоборот, обнаружат поддержку в регионах, сумеют получить деньги от бизнеса и найдут себе пропагандистов даже среди «верных путинцев» на центральном телевидении.

Подчеркнем главное: удержать нынешний курс после Путина будет чрезвычайно сложно, поскольку, во-первых, «преемники» не смогут остаться единой командой и вступят в конкуренцию, а, во-вторых, борясь за власть, они вынуждены будут искать поддержку в аппарате и в обществе, которые вскоре перестанут видеть выгоды сохранения жесткой линии.

Более того, со сменой поколений оппозиционных политиков обществу будет легче консолидироваться против консерваторов из верхов. Пока оппозицию возглавляют люди, хорошо помнящие СССР, все попытки формирования альянсов завершаются склоками. Дело в том, что это поколение трепетно относится к идеологическим различиям. Но для нынешних сорокалетних (для условного «поколения Навального») не так важно, кто левый, а кто правый. Ведь в реальной жизни у них существует лишь один враг – система, монополизирующая власть и маргинализирующая всех, кто действует не по указке администрации президента. Соответственно, при борьбе за наследство Путина новому поколению довольно легко будет объединиться ради решения одной принципиально важной задачи – формирования демократической системы, при которой они, по крайней мере, получат возможность по-настоящему вступить в политику. Перейти к выяснению отношений между собой оппозиционеры смогут уже после того, как превратятся из изгоев в реально действующих на политической сцене лиц.

Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

Перейти на страницу автора