Кто будет воевать в XXI веке

Что ждет человечество в будущем? Грозят ли ему войны и кризисы? А может, напротив, планета станет более благоустроенной? Сможет ли Россия вписаться в новую обстановку или пойдет своим путем? "Росбалт" продолжает публикацию цикла статей "Мы не узнаем наш мир".

Характер современной войны формирует принципиально новый подход к построению вооруженных сил. Массовые призывные армии прошлого станут невыгодны. Более того, победа над врагом в значительной степени вообще оказывается не столько следствием действий генералов, сколько результатом общего функционирования экономической и политической машин.

Краткий курс военной истории

В разные эпохи европейской истории армии организовывались различными способами. Причем зависели происходившие изменения не от сложных планов генштабовских стратегов и не от того, что придет в голову очередному государю, а от ресурсов, которыми обладали государство и общество.

Феодальное войско средних веков возникло потому, что единственным ресурсом, находившимся в распоряжении монархов, была земля. Короли не имели достаточно денег для того, чтобы платить солдатам за службу. Не имели они и бюрократического аппарата, чтобы, скажем, осуществлять всеобщий учет «призывников» и массовую мобилизацию. Но они обладали землей, которую передавали своим вассалам, требуя от них являться в нужный момент со своим войском и поддерживать королевскую дружину против общего врага. А если не явился вассал «конно, людно и оружно» по монаршему повелению, у него отнимали землю и передавали ее другому – более верному и исполнительному.

В эпоху ренессанса, когда сформировались богатые города и европейские государи получили возможность брать крупные займы у банкиров, стал доминировать иной подход к построению армии. Солдат нанимали за деньги. Тем самым монархи приобретали возможность самостоятельно распоряжаться всем своим войском и не ждать с дрожью в коленках, явится вассал на службу или предаст своего сеньора, поддержав вдруг его противника.

Если вассал сначала получал землю, а потом «отрабатывал» службой, то наемник сначала воевал, и лишь затем получал свою плату. В этой ситуации предавать нанимателя не имело особого смысла (за исключением случая, когда солдат твердо знал, что тот обанкротился и обещанных выплат ждать не следует).

Новый важный ресурс – организационный – появился в XVII–XVIII веках. К этому времени ведущие европейские армии стали формироваться на постоянной основе, а не лепиться кое-как из набранных по кабакам солдат удачи, принадлежащих к различным нациям и социальным слоям. Короли обзавелись бюрократическим аппаратом. Этот аппарат стал собирать налоги. Регулярное поступление денег в казну позволило регулярно платить военнослужащим и не распускать армию по домам в связи с окончанием очередной войны. А поскольку армия сохранялась и в мирное время, была возможность ее стабильно обучать, тренировать, натаскивать.

Появилась продуманная тактика, с помощью которой сравнительно небольшое число хорошо подготовленных и вооруженных солдат, привыкших подчиняться командирам, могло одержать победу над большой толпой противников, каждый из которых действует сам по себе. Появились выдающиеся полководцы – принц Морис Оранский, шведский король Густав II Адольф, принц Евгений Савойский, отличавшиеся именно своей способностью со сравнительно небольшими силами демонстрировать чудеса воинского искусства.

Однако это искусство перестало творить чудеса, когда на рубеже XVIII–XIX столетий появилась рожденная Французской революцией народная армия, превратившаяся вскоре в армию наполеоновскую. Национализм и патриотические чувства позволили поставить под ружье огромные массы населения, способные сломить даже профессионально подготовленного противника. А в середине XIX столетия к национализму прибавился еще один важный ресурс – технический: железные дороги давали возможность быстро перевозить огромные воинские массы на большие расстояния, а растущая промышленность - обеспечить миллионы солдат современным вооружением.

Более того, начальное школьное образование превратило крестьянских парней в сравнительно дисциплинированных юношей, которых можно призвать на военную службу и обучить меткой стрельбе и тактике за короткий срок. В итоге профессиональные армии уступили место армиям призывным. Новая система при необходимости могла поставить под ружье практически всю страну. Впервые в истории возникла организационно-техническая база для мировых войн, не позволяющих практически никому отсидеться в сторонке. И как только подобная база возникла, мировые войны тут же разразились.

К началу XXI века мир опять коренным образом изменился. Поэтому старая массовая призывная армия уже не может гарантировать успех. Характер будущих войн станет определяться тем, какие ресурсы находятся в распоряжении военных. Утрата старых ресурсов заставит реформировать армии, а появление новых – позволит обрести новые возможности доминирования над противником.

Мягкая сила с твердыми последствиями

На возможности современного государства втянуться в серьезную войну влияют два основных фактора – глобализация и демократизация. Причем влияют разнонаправленно. Демократический характер западных обществ ограничивает для государства возможности осуществления такой внешней политики, при которой происходит массовая гибель граждан. Но в то же время глобализация формирует базу для ведения войны чужими руками.

Государство с большими экономическими ресурсами может произвести массу разнообразных видов оружия, завалить склады танками, самолетами и орудиями, но в тот момент, когда правительство захочет вволю повоевать, применить весь этот арсенал окажется довольно сложно. Понадобится, в первую очередь, объяснить народу, зачем ему воевать.

Конечно, если кто-нибудь непосредственно нападет на такую страну, как Франция или Германия, мотивация ведения оборонительной войны будет очевидна. Однако вероятность возникновения серьезной угрозы где-то на европейских границах сегодня крайне мала. Значительно более реалистичный вариант - это боевые действия в третьем мире. А для них запустить военный механизм демократическим путем довольно сложно. Если правительство начнет действовать против воли значительной части общества, оно с большой долей вероятности просто проиграет следующие выборы.

Яркий пример – война в Ираке, которую из ведущих стран Европы поддержала только Великобритания. Остальные справедливо рассудили, что у них нет таких жизненных интересов в районе Персидского залива, которые вынуждали бы отправлять на убой своих сыновей. Что касается США как инициатора вторжения в Ирак, то американцы поддержали его по двум причинам. Во-первых, теракты 11 сентября были восприняты в качестве непосредственной угрозы Америке, а, во-вторых, боевые действия не затрагивали лично патриотически настроенную общественность. Войну вели профессиональные воинские части, и Джордж Буш не беспокоил народ призывом в армию, как было во времена Вьетнама.

После иракского провала даже США не слишком стремятся принимать непосредственное участие в войне, что, впрочем, не снимает проблему напряженности в горячих точках, поскольку там хватает внутренних причин для конфликтов. И крупные державы могут в той или иной мере добиваться своего без непосредственного участия в боестолкновениях. Глобализация XXI века предоставляет для этого широкие возможности, которых не было в минувшие столетия.

Во-первых, быстрое распространение информации о том, что происходит в мире, и о том, как живут те или иные народы, дает крупным державам возможность приобретать союзников, готовых непосредственно сражаться ради собственного будущего, косвенным образом отстаивая при этом интересы своего могущественного покровителя. В странах третьего мира, страдающих от нищеты, коррупции и плохого управления экономикой, формируется образ будущего, на который многие стремятся ориентироваться. Там, где люди хотят рыночного хозяйства и экономического роста, США и Европа могут рассчитывать на твердую поддержку модернизаторов, готовых сражаться за свое процветание.

При этом глобализация точно так же распространяет по миру совершенно иные идеи и иные образы будущего. Скажем, фундаменталистские. Проникнувшись этими идеями, другие люди в той же самой стране встают под ружье и идут сражаться с модернизаторами. Причем организации вроде "Аль-Каиды" в принципе не могут предложить иного способа ведения войны, кроме мобилизации масс на местах, а потому фундаменталистские лидеры всегда выступают не в роли главнокомандующих, а лишь в роли главноподстрекающих.

В итоге возникает вооруженный конфликт, хотя американские морские пехотинцы нигде не десантировались, а бомбардировщики нигде не сбрасывали свой смертоносный груз. В подобных войнах, спровоцированных глобализацией и связанным с ней быстрым распространением информации, крупные страны могут выступать, скорее, поставщиками вооружений и военных инструкторов, нежели непосредственными участниками. Более того, если вдруг они начнут грубо вмешиваться, как СССР в Афганистане или США во Вьетнаме, велика вероятность того, что народ сплотится против агрессора, забыв на время хотя бы часть своих внутренних распрей. Иными словами, грубая колонизаторская сила, скорее, не поддерживает светлый образ будущего, а затуманивает его.

Во-вторых, если непосредственное вторжение на территорию противника все же осуществляется, удерживать завоеванное пространство без серьезной поддержки местных сил практически невозможно. Получается, что хотя бы на втором этапе войны крупные державы должны переносить акцент с укрепления собственной армии на формирование, обучение и вооружение армий тех своих союзников, которые не воспринимаются народом в качестве оккупантов. Боевики могут хуже воевать с профессиональной точки зрения, чем спецназовцы или морпехи, но они лучше вписываются в местные условия и лучше представляют себе, зачем надо сражаться. А самое главное - они собираются в данной стране жить, тогда как профессионалы покинут ее, как только закончится срок действия контракта.

В-третьих, глобализация часто предоставляет сильным державам возможность добиваться приобретения союзников в странах третьего мира чисто экономическими методами, то есть даже без организации военных действий. Экспорт капитала, создание предприятий, предоставление рабочих мест и многое другое формирует местные элиты, ориентированные на модернизацию.

Если крупной стране удалось привязать малое государство к своей экономике, то местным элитам вряд ли захочется терять достигнутое. В такой ситуации они постараются сохранить рынок, экономический рост и союзнические обязательства по отношению к крупной державе с помощью политических методов воздействия на население, то есть не доводя ситуацию до серьезного кризиса, чреватого формированием противостоящих группировок.

В связи с этим последнее время все чаще говорят о том, что XXI век – эпоха, в которой доминирование определяется не столько армией, сколько так называемой мягкой силой. Или, вернее, умной силой, представляющей собой сочетание твердой силы (ограниченных военных действий) с мягкой силой (формированием такого образа будущего, который рождает нам союзников).

Где же союзники России?

В современном контексте совершенно устаревшим выглядит знаменитое выражение императора Александра III о том, что у России, мол, есть только два союзника – армия и флот. Подобный тезис не отвечал реалиям даже XIX века, а уж сейчас ориентация на армию и флот без использования мягкой силы – это заведомый путь к поражению. Крупная держава не может распространить влияние за пределы собственных границ, если лишь примитивно расширяет численность своей армии, не думая о том, как укреплять позиции чужими руками.

Весьма характерны проблемы, которые возникают у России по причине слабости нашей мягкой силы. Львиная доля российских военных расходов (на призывную армию, ракетные крейсеры, ядерное оружие) не дает никакого результата в нынешних войнах. Мы тратим деньги по стандартам XX столетия (отрывая их от экономики и «социалки»), а воюем по стандартам XXI века.

Формально Россия не объявляет себя стороной украинского конфликта, однако недвусмысленно поддерживает тех жителей Донбасса, которые считают себя русскими и намереваются бороться за право присоединить свой регион к РФ. При этом наша страна явно несет имиджевые потери на мировой арене, снижая тем самым вероятность обретения верных союзников в иных, более значимых конфликтах. Кремлю не удалось представить свое дело правым на территориях, не охваченных российским телевидением. Россия в глазах мировой общественности, к сожалению, выглядит агрессивной страной со слабой экономикой, полностью зависящей от цен на нефть. Она не может предложить потенциальным союзникам свою модель процветания, поскольку все понимают, что без нефти и газа ничего не получится.

Таким образом, Россия, во-первых, теряет шанс на поддержку со стороны стран Запада в возможных конфликтах будущего. Во-вторых, наша страна растрачивает большие ресурсы на то, чтобы кормить армию и ВПК, которые даже нельзя толком задействовать в реальных сегодняшних войнах. В-третьих, ради мифических целей призываются под ружье молодые ребята, способные работать в экономике, создавая нашу мягкую силу. В-четвертых, Китай, используя свои огромные экономические возможности, все больше привязывает к себе государства Средней Азии, проникая в так называемое «подбрюшье» России.

И как же Кремль при таком раскладе собирается выигрывать битвы XXI века?

Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

Перейти на страницу автора