Формула войны

Чем очевиднее, что развод Украины с Россией необратим, тем с большим упорством Кремль отбрасывает любые сценарии смягчения кризиса. Движение по наихудшему пути из всех возможных на глазах набирает ход.

С трудом представляю, что происходящее можно назвать как-то иначе, чем российско-украинской войной. «Сепаратистская» стадия конфликта исчерпала себя еще пару недель назад, когда стало понятно, что донецко-луганские формирования терпят поражение от украинских войск. Ополченцам не дали проиграть, но отодвинули на вспомогательные роли. Москва бьется с Киевом уже напрямую, и сила ударов растет с каждым днем.

Незачем спорить о том, какими способами и на кого авторство этих ударов переоформляют – на российских военных, приехавших провести отпуска в Донецкой области, на заблудившихся там же десантников или на кого-либо еще. В этой войне по общему согласию всё называют не своими именами.

Наши страны сохраняют дипломатические отношения и в официальной плоскости продолжают дружить: Украина, как и Россия, по-прежнему состоит в Содружестве независимых государств. Контактные группы, как ни в чем ни бывало, продолжают обсуждать тонкости евросоюзовско-украино-российских внешнеторговых режимов. Военные действия на Востоке Украины Киев именует «антитеррористической операцией», Москва – «карательной акцией хунты», а растерянная Европа – «напряженностью в отношениях двух стран», требующей «усилий по деэскалации». Выберите сами, кто лицемерит сильнее.

Лично у меня особую оскомину вызывает фальшивое словечко «деэскалация». Почему-то вспоминается «разукрупнение». В советское время, когда не знали, что делать с колхозами, их попеременно то «укрупняли», то «разукрупняли».

Однако сейчас не до шуток. Тысячи людей уже погибли, и непонятно сколько еще приговорены.

О моральной стороне этой войны каждый судит по своей совести. А здесь речь будет только о ее перспективах.

Но сначала – о том, что уже произошло и пересмотру не подлежит ни при каком повороте событий. Исторический украино-российский развод состоялся. Способов отыграть назад нет. На этот счет не должно быть иллюзий.

Еще год назад все было не так уж ясно, но с тех пор Украину фактически заставили выбрать то, что называют «польским вариантом». Польско-российские отношения не являются и не могут стать близкими и дружескими. В лучшем случае, они когда-нибудь сделаются нормальными. Россия и Германия способны быть в теплых отношениях, несмотря на две страшные войны, а Россия и Польша – нет. Внутреннее отчуждение когда-то прошло через точку невозврата, и с тех пор его уже никак преодолеть. Народная Польша сорок лет была вассалом Советского Союза. Обе стороны инсценировали дружбу. Однако с самого начала можно было догадаться – это только до тех пор, пока хватка метрополии не ослабеет.

Украина сейчас пришла к тому же самому. Можно вообразить что угодно, вплоть до полного принудительного ее подчинения Москве. Но близости больше не будет. Она осталась в прошлом. Сценарии ближайшего будущего должны исходить из того, что позиции Киева и Москвы несовместимы и, следовательно, скорого мира ждать не приходится.

Украинское общество видит в боях на Юго-Востоке свою войну за независимость. Президент Порошенко, откликаясь на эти чувства, заговорил на днях об «отечественной войне 2014 года». Никакое политическое руководство в Киеве заведомо не сможет сдать без боя две восточные области, не говоря уже о других краях, составляющих, по мнению Москвы, гипотетическую «Новороссию». Не сможет оно и признать сменяющих друг друга сепаратистских начальников в роли стороны на переговорах. Тем более, что они целенаправленно подают себя в качестве людей, для этого абсолютно непригодных. Чего стоил только дикий «парад пленных» в Донецке, который пародировал московское шествие 1944 года (с той разницей, что немцы шли в своей форме, а не в исподнем, и что их не заставляли, как зэков, держать руки за спиной).

Что же до сегодняшних намерений президента России, то отзвук его планов улавливается в исполненных сарказма словах, произнесенных в Минске, где под видом экономических консультаций президенты Белоруссии и Казахстана вместе с евробюрократами пытались помирить его с Порошенко: «…Мы понимаем наших европейских партнеров, они фактически и сейчас уже освоили очень хорошо украинский рынок, хотят добрать все, что там еще осталось, и вытеснить всех остальных…».

Если исходить из того, что игра идет по принципу: победитель получает все, а побежденный - ничего, то остается только повышать и повышать ставки на каждом очередном витке кризиса, не задумываясь, куда этот кризис в итоге заведет.

Можно, конечно, допустить, что это лишь стартовая переговорная позиция, радикализм которой нацелен на подталкивание собеседников к уступкам. Но многочисленные предшествующие высказывания Владимира Путина о том, как делаются международные дела, подводят к другой мысли: он сказал в точности то, что думает, и то, чем реально руководствуется, принимая решения.

Самое радикальное решение из тех, что можно вообразить, - это оккупация если не всей Украины, то значительной ее части. С обеих сторон будет много жертв. Запад основательно вздрогнет, воспрепятствовать, конечно, не посмеет, но санкции введет полноформатные и очень тяжелые. Россия станет страной-изгоем. Усмирение Украины будет временным. А державное одиночество - безоговорочным. Даже братский Китай, не привыкший платить за разбитую другими посуду, отойдет в сторонку.

Возможен ли такой вариант? При всей своей жути и тупиковости, не исключен. Российский руководящий класс паникует от этой перспективы, но он слишком жалок и труслив, чтобы всерьез возражать. А народные массы, хоть и выказывают уже некоторое утомление от антиукраинской истерики, но на первых порах примут такое решение «украинского вопроса» скорее с удовлетворением, чем со страхом.

Нынче очень популярен опрос ФОМа, по которому якобы лишь 5% россиян стоят за прямое военное вторжение в поддержку самопровозглашенных ДНР и ЛНР. Но замеры общественного мнения нынче условны, а собеседники ФОМа отвечали к тому же на «открытый вопрос». Добросовестно просмотрев ответы во всем их разнообразии, понимаешь, что доля одобряющих ввод войск в разы больше, чем пять процентов, хотя большинство россиян все-таки предпочитают более вегетарианские меры – поставки оружия, гумпомощь, пропагандистскую поддержку и т.п.

Иначе говоря, серьезное низовое отторжение такой войны созреет позже, когда она затянется, и люди реально прочувствуют масштаб человеческих и материальных потерь. Правда, в этой картине есть значительный штрих: те, кому 30 лет и меньше, заметно реже прочих высказывались в пользу того, что Россия вообще должна помогать сепаратистам Донецка и Луганска. В общероссийской выборке идею какой-либо помощи им одобрили 57%, не одобрили - 27%. А среди молодежи «за» - 41%, и «против» - тоже 41%.

Так или иначе, но на сегодня более вероятным выглядит все-таки сценарий поскромнее. Который называют приднестровским: на Востоке Украины организуют независимый от Киева и контролируемый Москвой анклав, но без формального присоединения его к России.

Надо понимать, что и такое «решение» конфликта по сути своей очень радикально и без боя недостижимо. Примириться с ним (и то не навсегда) сегодняшняя Украина сможет только после тяжелых военных поражений. Не говоря о том, что сейчас под контролем ДНР и ЛНР только четверть территории и примерно половина населения Донетчины и Луганщины. Даже и ради «Новороссии» в границах двух этих областей придется сначала по-настоящему воевать, а потом долго и плохо жить в условиях международного бойкота.

На каждом очередном витке российско-украинского кризиса знающие люди говорили, что дальше, мол, это помешательство продолжаться не может, с надеждой прогнозировали снижение политических ставок и спорили между собой о компромиссных формулах мирного урегулирования. Но Кремль раз за разом свои ставки повышал. И сейчас до мира дальше, чем когда-либо. А раздумывать приходится о том, какой окажется формула расширяющейся день ото дня войны.

Сергей Шелин

Перейти на страницу автора