Западные враги на трупе России

Епископ волынский Антоний произнес в Исаакиевском соборе Санкт-Петербурга любопытную проповедь. Он отметил, в частности, что русскому народу следует беречься богохульников, кощунников и мятежников.

Более того, простой народ должен помнить, что враги его – все образованные русские люди, которые ненавидят Россию и замышляют погубить ее. Если они достигнут своих целей, русский народ «будет несчастнейшим из народов, порабощенным уже не прежним суровым помещиком, но врагом всех дорогих ему устоев его тысячелетней жизни - врагом упорным и жестоким, который кончит тем, что будет разрушать святые храмы и низвергать мощи угодников Божьих, собирая их в анатомические театры». Тогда Россия «распадется на множество частей, начиная от окраины и почти до центра». Татары казанские, крымские и кавказские разорвут ее в клочья. На помощь татарам придут наши «западные враги, бросятся подобно коршунам» на разлагающийся труп России и «обрекут ее на положение порабощенной Индии и других западноевропейских колоний». В общем, сильно жег глаголом сердца своей паствы епископ Антоний.

Это выступление состоялось 20 февраля 1905 года – более ста лет назад. Однако, если не принимать во внимание Индию и помещиков, текст выглядит чрезвычайно актуально — сейчас тоже есть и «кощунники», и «мятежники», и «татары». Конечно, обзывать врагами всех образованных сограждан сегодня уже невозможно. Вместо этого иерархи неоднократно давали понять, что угрозой «тысячелетним устоям» являются либералы. Например, во время своего визита на Украину в 2009 году патриарх Кирилл отметил, что либерализм ведет к гибели современную цивилизацию. По сути, Кирилл сказал то же самое, что и Антоний сто лет назад.

Слова Антония сохранил для нас поэт, писатель, публицист и религиозный мыслитель Дмитрий Мережковский. Анализируя услышанное в Исаакиевском соборе, он писал: «Не мог же проповедник не знать, что он произносит свое слово к простому, темному народу в такую минуту, когда от слова до дела, и до дела кровавого, с каждым мигом этой минуты расстояние неудержимо сокращается, и, может быть, теперь остается один только шаг. Он должен был, конечно, тысячи раз взвесить свои слова, ибо, произнося их, принимал за них ответственность не только на себя лично, но и возлагал ее на церковь».

Мережковский чрезвычайно точно оценил ситуацию. Уже в первую русскую революцию, начавшуюся в 1905 г., «дело кровавое» привело к гибели многих ни в чем не повинных людей. А после второй революции народ взялся не только за образованных людей, но и за самих священников.

Возможная победа профессоров и журналистов в лице кадетов, наверное, грозила бы некоторым снижением роли церкви в общественной жизни. Победа большевиков обернулась уничтожением храмов и репрессиями в отношении всех тех, кто готовил «опиум для народа». Епископ Антоний стремился к тому, чтобы вместо поиска компромисса с образованным классом по возможности уничтожить его вообще. В итоге народ уничтожил большинство таких, как епископ Антоний. А оставшееся в живых меньшинство пошло к «народной власти» в услужение, при котором ни о каких компромиссах речи уже быть не могло.

Говорят, что история учит, увы, лишь тому, что она ничему людей не учит. «Западные враги» епископа Антония через тридцать лет после проповеди обернулись "врагами народа", а теперь превратились в национал-предателей. Причина все та же: стремление к полной монополизации власти, к отказу от любых компромиссов с образованными людьми. Видишь коррупцию – значит, предатель. Видишь коррупцию в руководстве нации – значит, национал-предатель.

Впрочем, если глубже заглянуть в историю, можно обнаружить, что положение наше отнюдь не так безнадежно, как может показаться при взгляде на действия нынешних российских политиков и иерархов. Народы не только наступают порой на одни и те же грабли, но все же со временем начинают вести себя по-другому. Чтобы обнаружить это, достаточно взять кое-какие примеры из опыта страны, сегодня являющейся вполне благополучной. Например, Франции.

Прибегнем на этот раз к цитированию Александра Герцена, известного не только тем, что его «разбудили» декабристы, но также своей способностью внимательно изучать жизнь современной ему Европы.

Герцен объясняет удивительную для человека середины XIX века вещь: почему свободолюбивые французы, сотворившие в конце XVIII столетия великую революцию, которая разрушила старый режим и заложила основы многих принципиально новых процессов, охвативших Европу в целом, повели себя совершенно по-иному после революции 1848 года. Они отвергли на президентских выборах всех революционеров (больших и малых), проголосовав за Луи Бонапарта – племянника Наполеона, т.е. императора, который втянул Францию в страшные войны, погубив тем самым множество людей и разорив экономику страны. Через три года этот президент (Луи Бонапарт) провозгласил себя новым императором, засев бессменно во главе Франции на 20 лет.

Давайте подставим в цитату из книги Герцена «С того берега» несколько новых слов: вместо «Наполеон» – «Сталин», вместо «Бонапарт» и «племянник» – Путин, вместо «Бурбоны» – «лихие 90-е», вместо «дворяне» – «олигархи», вместо «орден почетного легиона» – «звезду героя Советского Союза», а затем посмотрим, что получится. «Если бы вы были знакомы с внутренней жизнью Франции, – писал Герцен, – вы не удивились бы, что народ хочет вотировать за Бонапарта, вы знали бы, что народ французский не имеет ни малейшего понятия о свободе, о республике, но имеет бездну национальной гордости; он любит Бонапартов и терпеть не может Бурбонов. Бурбоны для него напоминают корвею (барщину – Д.Т.), Бастилию, дворян; Бонапарты – рассказы стариков, песни Беранже, победы и, наконец, воспоминания о том, как сосед, такой же крестьянин, возвращался генералом, полковником, с почетным легионом на груди… и сын соседа торопится подать голос за племянника. "Конечно, так, – возражает Герцену его вымышленный собеседник. – Одно странно, отчего же они забыли деспотизм Наполеона?". "Это очень просто, для народа деспотизм не может составлять характеристики империи. Для него до сих пор все правительства были деспотизмом […] Народ вообще плохой филолог, слово «республика» его не тешит, ему от него не легче. Слова «империя», «Наполеон» его электризуют».

Мы, нынешние, не сильно отличаемся от французов того времени. Точно так же нас электризуют слова «Сталин», «Советский Союз», «победа в Великой Отечественной войне». А с наэлектризованными людьми, от которых искры во все стороны летят, можно делать практически все, что угодно.

Казалось бы, это тупик? Ни в коем случае. Луи Бонапарт правил Францией чуть больше 20 лет, проявляя с каждым годом все меньшую склонность к разумному управлению экономикой и все большую склонность ко внешнеполитическим авантюрам, подрывающим бюджет страны. Наконец немцы за несколько месяцев разбили его «блестящую» армию, оказавшуюся на поверку отнюдь не такой боеспособной, как армия Наполеона I.

И после этого французы, совершившие раньше четыре революции и искренне поклонявшиеся деспотизму, установили вдруг демократическую республику. Их наэлектризованность сменилась буржуазностью. Память о великом прошлом своих дедов уступила место размышлениям о будущем детей и внуков, которым желательно оставить не разоренную страну (как после Наполеона), а динамично развивающееся государство. И если бы Герцен не умер за полгода до франко-прусской войны, он мог бы обнаружить много нового в республиканской Франции, возникшей на развалинах прогнившего государства Луи Бонапарта.

Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

Перейти на страницу автора