Недосказанная империя

Разница между сегодняшней великодержавной политикой и той, что проводилась в предыдущие 23 года, - это лишь разница между мыслями вслух и просто мыслями. Ведь в умах большей части народа и правящего класса империя вовсе и не распадалась.

«Что-то недосказанное осталось после Советского Союза», - сказал как-то один эксперт в сонные нулевые. Эта мысль и тогда показалась мне интересной, но подлинную ее глубину я оценил только в связи с событиями вокруг Крыма.

Между прочим, как раз сейчас КПРФ решила напомнить о своем давнем вкладе в нынешнее расширение державы: «Восемнадцать лет назад Государственная дума Российской Федерации, преимущественно голосами депутатов от КПРФ - наиболее многочисленной фракции в тогдашнем парламенте, заложила основу для будущего собирания исторических русских, российских земель, возрождению союзного государства на пространствах исторической России…».

Это они о том, что 15 марта 1996-го, всего через четыре с небольшим года после официального исчезновения СССР, наш парламент денонсировал Беловежские соглашения и тем самым мысленно восстановил Советский Союз. Разумеется, сами тогдашние депутаты исходили из того, что их вердикт никто не примет всерьез. Просто решили порадовать народ безо всякой опасности для себя. А Кремль, как они и ожидали, объявил, что это лишь ни к чему не обязывающее заявление группы безответственных лиц. Этакая политическая шутка.

Но примерно в то же время, если не раньше, сама наша высшая власть начала с подозрительной настойчивостью шутить в таком же духе, хотя и в более осторожных выражениях.

Еще до принятия антибеловежской думской резолюции министром иностранных дел стал Евгений Примаков - принципиальный сторонник советской политики противостояния Западу. Многие тогда ошибочно сочли, что это лишь игра на публику. В 1997-м был подписан договор о Союзе Беларуси и России, а в 1999-м Лукашенко и Ельцин переименовали его уже в Союзное государство, которое на первых порах тоже воспринималось как муляж. В ноябре 1999-го Борис Ельцин произнес в Стамбуле нечто, весьма похожее на мюнхенскую речь Владимира Путина, сказанную восемь лет спустя. А в декабре того же года, приехав в Пекин, Ельцин пригрозил оттуда Америке российскими ядерными ракетами. Правда, в ту пору американцы и европейцы предпочли истолковать все эти угрозы как нечто ритуальное. Тем не менее, приход молодого и деловитого Путина был встречен ими со вздохом облегчения, и в первые годы они видели в нем без пяти минут западника и чрезвычайно конструктивного собеседника.

Серьезность его великодержавных намерений осознавалась постепенно и всегда с опозданием. То, что Таможенный союз – реставрационистский политический проект, а вовсе не торговое объединение, с полной ясностью обнаружилось лишь после осечки с втягиванием в него Украины, следствием которой стали крымская операция и весь нынешний мировой кризис. После двух десятилетий имперских жестов начались имперские действия. Да, их мало кто ждал, но ведь по-своему они назрели.

Уже к середине 90-х стало видно, что большая часть нашего правящего класса вместе с большинством рядовых россиян отказались осознать факт ликвидации Советского Союза. Эта ликвидация не просто осуждалась, но в душе воспринималась как не совсем состоявшаяся. В умах людей Советский Союз как бы продолжал существовать.

Помню давний разговор с западным дипломатом, который, подвыпив и расслабившись, принялся жаловаться на своих коллег из российского МИДа: «Они не патриоты России! Они патриоты СССР!». Что-то верное он ухватил, хотя и не понял, почему это так. Советский Союз для этих людей действительно сохранял реальность. И великодержавный поворот в государственной риторике, очевидный уже году к 96-му, вовсе не был каким-то осознанием интересов новой России. Он был возвращением к целям, фобиям и маниям правящего класса физически распавшейся, но мысленно возрожденной советской империи.

Лет 15 назад случайный знакомый, краковский студент, допытывался, почему в России так недовольны вступлением Польши в НАТО – это, мол, чисто польское дело, не несущее никому никаких угроз. Я не знал, что ответить, поскольку считал тему маловажной, а НАТО - устаревшей организацией, созданной некогда для борьбы с советской мировой империей и потерявшей смысл в новых реалиях.

Но если мысленно жить в прежних советских координатах, то подлинные или воображаемые опасности со стороны НАТО и в самом деле несравнимо страшнее любых вызовов с юга или с востока, которые в эпоху СССР казались второстепенными. И тогда вступление в НАТО бывших соцстран – нешуточная угроза, вовлечение туда прежних прибалтийских союзных республик – вмешательство в наши внутренние дела, а смутные намеки на возможность приема в НАТО Украины – вторжение врага в самую глубь державы.

Осталось понять, почему столько людей считают как бы реальным то, чего на самом деле давно уже нет.

Может быть, причина в том, что ни одна империя в ХХ веке просто так, по взаимному согласию своих составных частей, распущена не была. Германская, японская и турецкая были упразднены в результате поражений в мировых войнах; французская вела жестокие войны в Индокитае и в Алжире прежде, чем оттуда ушла. Британская империя меньше цеплялась за свои владения, и после Второй мировой войны рассталась с большинством из них довольно спокойно. Но ее доминионы к тому времени и без того уже были де факто и де юре самостоятельными государствами. А к потере Индии английское общественное мнение было подготовлено несколькими десятилетиями ее мирной освободительной борьбы и сопутствующими дискуссиями о том, какую форму самоуправления метрополия должна ей предоставить.

Говорить, что в 1991-м общественное мнение России было готово к распаду СССР, просто смешно. Еще за пару лет до этого почти никто у нас ни о чем подобном даже и не думал. Историческая неизбежность свалилась на головы как политический сюрприз и была истолкована как жульническая ловкость рук. То, что развод произошел тогда без большого кровопролития, объяснялось редким стечением обстоятельств и, пожалуй, только во вторую очередь здравым смыслом «беловежских зубров».

Но после двух–трех лет растерянности российское общество на всех своих этажах решило считать развод ненастоящим, и с тех пор попытка переиграть распад империи стала у нас политической альтернативой. Не обязательной, но зато перманентно возможной.

До тех пор, пока высшая власть оставалась «единственным европейцем», этот параллельный мир прорывался в действительность только через серию ритуальных жестов. Теперь мир державных грез провозглашен единственной реальностью. Таившаяся в умах империя заговорила о себе вслух. Верность людей державным мифам, которую не дали проверить на прочность в 1991-м, решили испытать 23 года спустя. Обойти историческую судьбу по касательной не получилось.

Сергей Шелин

Перейти на страницу автора