Posted 13 декабря 2013, 14:05
Published 13 декабря 2013, 14:05
Modified 31 марта, 15:54
Updated 31 марта, 15:54
Наконец-то мы услышали откровение. В послании к Федеральному Собранию президент Путин заявил, что нынешняя стагнация российской экономики - вызвана не только происками (вариант — бездарной политикой) мировой закулисы, но в значительной степени объясняется внутренними причинами.
«Да, конечно, мы испытываем последствия глобального кризиса. Но нужно прямо сказать, основные причины замедления (экономического роста) носят не внешний, а внутренний характер», - констатировал Путин. Хоть по валовому внутреннему продукту мы и на 5 месте в мире, но производительность труда в России, подчеркнул он, отстает от производительности ведущих стран мира в 2-3 раза.
На самом деле подобное положение в экономике России сложилось, конечно, не сегодня и не вчера. На пятом месте по ВВП и с подобной же производительностью труда мы находимся уже много лет подряд. Мировой кризис 2008-2009 годов, как и нынешняя стагнация, к этому ничего особенного не добавили.
Меры по преодолению подобного положения президент тоже предлагает не первый раз, а воз и ныне там. В чем же дело?
Для начала посмотрим на эти самые меры.
Для форсированного преодоления разрыва в производительности труда между Россией и наиболее развитыми странами глава государства предлагает «...задействовать новые факторы развития. Какие факторы? Они тоже хорошо всем известны. Это высокое качество профессионального образования и гибкий рынок труда, благоприятный инвестиционный климат и современные технологии».
То есть, ничего нового. Все то, о чем нам твердят с разных трибун последнюю четверть века.
Высокое качество профессионального образования? Хорошая штука. Только надо бы уточнить, какое профессиональное образование имеет в виду президент? То самое, которое у нас было когда-то и которое сегодня в значительной степени порушено?
Например, по данным Росстата, в России в 1990 году насчитывалось 4,3 тыс.учреждений начального профессионального образования (то есть ПТУ), а в 2011 году их количество сократилось более чем вдвое, составив чуть больше 2 тыс. училищ. Количество учащихся в них за эти годы также сократилось более чем вдвое: с 1 млн 867 тыс. в 1990 году до 921 тыс. в 2011-м.
Количество учащихся средних профессиональных учреждений (бывшие техникумы) за это время также сократилось хоть и не так катастрофично - с 2 млн 270 в 1990 году до 2 млн 081 тыс. в 2001-м. Но если раньше в них готовили мастеров производства и инженеров по специальностям, необходимым промышленности, то теперь преимущественно менеджеров, которых учат управлять, но не учат производственным процессам, а также уже мало востребованных экономистов, юристов, бухгалтеров и дизайнеров.
Справедливости ради надо заметить, что профессиональное образование в Советском Союзе, несмотря на свою массовость, тоже отставало от нужд производства. Тогда было обычным делом, что выпускник ПТУ начинал осваивать современные технологии, только придя на предприятие. Сейчас, во многом, та же проблема.
Есть, правда, отдельные примеры другого рода. Министр образования Дмитрий Ливанов привел пример, как современные автопредприятия в Калуге, построенные компаниями «Фольксваген», «Пежо», «Ситроен» и рядом других зарубежных корпораций, переоснастили местное профтехучилище по последнему слову науки и техники.
Пример вроде бы положительный, однако направленность мысли руководства отраслью на этом примере также вырисовывается достаточно четко. Переоснащать профессиональное образование должны инвесторы, а не государство.
То есть, в том же стиле и с тем же результатом, что и последние 20 лет — вот придет инвестор, и тогда... А не придет — ну, что ж, значит, не сложилось...
Вторая мера, предложенная Путиным, — использовать «гибкий рынок труда». Это, видимо, тот самый, который сейчас отнюдь не гибко ограничивается законом о «резиновых квартирах». И это при том, что мобильность россиян и так достаточно мала…
Что еще? «Благоприятный инвестиционный климат»? Так его в России в поте лица создают все последние 20 с лишним лет. С известным результатом — капитал по преимуществу бежит из России, а не в нее (не помогает и 13-процентный подоходный налог).
Новые технологии? Но «Сколково», как известно, существует уже не первый года, а "выхлоп" от его деятельности пока только вылетает в трубу, не считая оставшихся в карманах некоторых ушлых предпринимателей и госчиновников средств федерального бюджета. Ни новых самолетов, ни новых ракет, ни какого-никакого своего «айфона» мы там пока не создали.
Да и наше пятое место в мире по ВВП — достижение тоже весьма относительное. СССР по ВВП занимал второе место в мире. А на пятом Россия уже была — в 1913 году. В общем «успехи» налицо.
В чем причины такого положения?
Вообще отставание России по производительности труда от развитых стран — это наша старая проблема. Мы всегда отставали по этому показателю. Не помогла здесь ни индустриализация конца XIX века, ни национализация XX века.
Революционным социалистам в начале XX века казалось, что решить эту проблему просто — надо уничтожить частную собственность, национализировать крупную промышленность и землю, и производительные силы совершат рывок к неведомым доселе высотам.
Отчасти так и произошло (правда, не в сельском хозяйстве, где, например, уровень производства мяса конца 1920 годов после коллективизации начала 1930-х удалось достичь лишь к середине 1950 годов). Однако, несмотря на рост производительных сил, в целом по производительности труда мы все так же отставали от Запада.
В 1970-1980 годы советской интеллигенции тоже было ясно, как решить эту проблему: приватизация госсобственности, возвращение хозяина — и все будет «как у них».
В 1990-е так и сделали. Собственность в основном приватизировали, экономическую систему либерализовали. Однако производительность труда упала даже по сравнению с советской эпохой, причем даже в нефтяной отрасли.
В общем, как сказал незадолго до своей смерти отец российских реформ Егор Гайдар, «вроде все сделали правильно, а счастья нет».
Мысль о том, что «счастья нет», возможно, именно потому, что все-таки не все сделали правильно, в голову ему видимо до самой смерти так и не пришла.
А между тем еще в начале 1990-х один из известных советских диссидентов — Вадим Белоцерковский, в 1970-80 годы работавший в Мюнхене на Радио «Свобода», пророчески заметил, что российский человек «на дядю» работать больше не будет.
Действительно, какая разница на кого ты работаешь — на государственную или на частную корпорацию? И там, и там наемный работник - лишь винтик огромного механизма, от которого ничего не зависит.
Преодоление этого отчуждения «непосредственного производителя» от собственности, превращение его в полноценного хозяина тех средств производства, на которых он работает, позволило бы совершить современному обществу огромный скачек вперед во всех отношениях — экономическом, социальном, политическом, культурном.
Но российскому крупному бизнесу не до того. Ему бы подсесть на государственную иглу дотаций, субсидий и госзаказов, распилить очередной бюджет, проглотить конкурента.
Среднего бизнеса в России почти не осталось. Малый бизнес представляет собой ничтожную величину. Малых предпринимателей, использующих наемную силу, в России, по данным переписи 2010 года, всего 2 млн 226 тыс. человек или 3,3% от общего числа занятых в экономике (65,7 млн человек). Не говоря о том, что как раз на малом предприятии наемный работник уж точно не чувствует себя сохозяином и зачастую имеет гораздо меньше социальных прав и гарантий, чем его коллега в крупной фирме. Про меньшую стабильность малого бизнеса и говорить не приходится.
Таким образом, приходится констатировать, что ни власть предержащие, ни бизнес, ни общество в целом подобных важнейших задач усиления внутреннего стимула роста производительности труда даже не ставят. В современных отношениях собственности они проблемы не видят.
А коль так, то сколько не повторяй, как заклинание: «инвестиции», «инновации» - принципиальных улучшений в этой сфере ожидать не приходится.
Александр Желенин