Шведские погромы и их причины

Волнения мигрантской молодежи в Швеции, вылившиеся в поджоги автомобилей и стычки с полицией, вновь вызвали волну публикаций в российских СМИ и блогах. Суть их в основном сводится к традиционным апокалиптическим заявлениям о крахе Европы и европейского мультикультурализма.

Примерно то же писалось и говорилось и во время аналогичных событий, произошедших несколько лет назад во Франции.

Франция, вопреки нашим чревовещателям, правда, не рухнула, но массовые поджоги автомобилей в неблагополучных кварталах на Рождество и ко дню взятия Бастилии стали здесь уже доброй национальной традицией. Так на последнее Рождество-2013 было сожжено 1200 авто.

Манифестаций возмущенных автовладельцев это, впрочем, не вызывает, поскольку все автомобили застрахованы и их владельцы даже в выигрыше от подобных эксцессов — взамен старых по страховке они получают новые машины. Впору писать статью под названием «Поджоги как стимул к развитию автомобильной отрасли».

Однако дыма без огня (в данном случае, в буквальном смысле слова), как известно, не бывает. У любого общественного явления есть причины, в которых стоит разобраться.

Пока известен лишь повод волнений в Швеции — полицейский застрелил пожилого мигранта, размахивавшего перед ним то ли ножом, то ли мачете. Известно также, что полицейские употребляли расистские выражения при разгоне толпы. Собственно и все. Глубинные причины случившегося в Швеции еще не изучены.

Впрочем, российским комментаторам этого и не требуется. Все понятно и так — понаехали «черные», работать не хотят, интегрироваться тоже. Крах политики мультикультурализма. Вывод простой — «черные» должны уехать, ибо «конфликт цивилизаций».

В отличие от шведских, события во Франции были изучены социологами гораздо более основательно. Было задержано несколько сот протестантов, и на основе изучения их досье удалось составить некий общий портрет бунтарей с окраин французских городов.

Как выяснилось, в массе своей бунтовали французские граждане, дети мигрантов. Этнический состав их был весьма пестрым: арабы, африканцы, сербы. Оказалось, что большинство из них в массе своей французские граждане, хорошо знающие французский, многие — христиане.

Во Франции все понимали, что речь идет не о пресловутом столкновении культур и цивилизаций, а о проблемах преимущественно социального толка. Легко экстраполировать результаты этих исследований на шведские события. Не исключено, что при более детальном их разборе мы получим те же данные, что и при изучении французских погромов.

Чем собственно недовольны бунтующие дети мигрантов и вообще, почему бунтуют в основном они, а не мигранты первого поколения?

Среди исследователей миграционных проблем здесь преобладает общее мнение, которое состоит в том, что мигранты первого поколения сравнивают свою жизнь во Франции, России или в той же Швеции с тем, что они имели у себя на родине. То есть, если мигрант у себя дома за работу строителем получал $50-100 в месяц, то за ту же работу в Европе или России он получает $500-1000. Для местных это не ахти какие деньги, к тому же работа не престижная и тяжелая. Но для мигранта это означает увеличение его доходов на порядок!

Именно поэтому мигранты первого поколения, вопреки страшилкам о мигрантской преступности, которыми пугают друг друга обыватели — тише воды - ниже травы.

По данным статистики МВД, которую приводил, например, глава ФМС России Константин Ромодановский, преступность среди мигрантов примерно в два раза ниже, чем среди российских граждан. По его информации в 2010 году на постоянной основе в РФ находилось 7 млн мигрантов (5% населения РФ), в то время, как на их долю приходилось лишь 2,4% от всех преступлений совершенных в стране. Так есть, конечно, не потому, что к нам приезжают ангелы с крылышками, а потому что мигранты первого поколения держатся за работу зубами, как смерти боятся депортации, а потому более законопослушны.

В свою очередь, мигранты второго поколения сравнивают свою жизнь уже не с жизнью земляков своих родителей, и не с жизнью на своей исторической Родине, которую они обычно уже не знают, а со своими сверстниками-французами или россиянами, с которыми они вместе учились в школе. И это сравнение явно не в пользу первых.

Отличие мигрантов, работающих в России, от мигрантов, работающих в Европе, состоит в том, что вторые получают пособие (пусть и на уровне прожиточного минимума, но все же), а первые об этом даже не могут мечтать, а значит, могут рассчитывать только на свои силы.

Политика европейских стран в отношении мигрантов на самом деле достаточно противоречива. С одной стороны, они руководствуются некоторыми гуманистическими представлениями о правах человека, выражающимися в пособиях, с другой, эти пособия не дают возможности подняться до современного уровня и качества жизни, обеспечивая лишь физическое прозябание, плодя люмпенов и порождая паразитические настроения.

Что касается Швеции, то о том, что проблемы, породившие последние волнения в среде мигрантов, носят социальный характер, говорит доклад Организации европейского экономического сотрудничества (ОЕЭС). В этом документе приводятся данные, согласно которым за последние четверть века в Швеции имел место самый высокий рост неравенства среди 34 высокоразвитых стран, входящих в ОЕЭС.

Заметим также, что в последние годы знаменитая «шведская» (социал-демократическая) модель подверглась серьезной корректировке — уже семь лет у власти здесь находятся не социал-демократы, а правоцентристская коалиция «Альянс за Швецию».

Любопытную точку зрения на проблему европейских мигрантов представил блогер Сослан Бероев.

«Так называемые анклавы мигрантов, - пишет он, - стали появляться не вчера. ... в 1960-70-е годы, эти районы возникали практически как гетто, где мигранты из бывших колоний изолировались от «добропорядочных бюргеров». Сегодня со стороны многих лидеров правых и националистических партий (Европы) часто можно услышать обвинения в адрес мигрантов, что те, мол, не желают становиться частью европейской культуры. На самом деле все несколько иначе.

Это представители «среднего класса» буржуазной Европы десятилетиями не желали иметь ничего общего с приезжими. Добропорядочные буржуа не хотели «ходить с мигрантами по одному Парижу (или Стокгольму)», не желали, чтобы их дети ходили в одни детские сады и сидели в одних школьных классах. В результате миллионы мигрантов, приехавших в Европу, оказывались на положении людей второго сорта.

К тому же социальная политика проводившаяся правительствами в отношении мигрантов, заключавшаяся в предоставлении им социального обеспечения в «обмен» на колониальное прошлое, то есть так называемая «положительная дискриминация», поощряла возникновение паразитических настроений и становления огромных слоев люмпена».

И получается, делает вывод Бероев, что «в отличие от пустых политических деклараций, в реальности система взаимоотношений между мигрантами и европейскими сообществами строились на отношениях далеких от настоящего равенства, прежде всего равенства на хорошее образование и квалифицированные рабочие места. А, как известно, сегрегация на людей «первого» и «второго» сорта, (что и происходило в реальности все эти годы), никак не способствует формированию единой для всех общности».

Александр Желенин

Перейти на страницу автора