Когда деньги сильнее царя

О том, что у депутатов — эпидемия разводов, написали все. Кажется, даже сосчитали тех, кто развелся в обеих палатах федерального парламента за последние полгода: 30 человек. Объяснение одно: перед принятием закона, запрещающего финансово резвиться на иноземщине, мужья спешно переписывают имущество на жен. Которые после фиктивного развода будут никак формально с ними не аффилированы. Уже слышно злорадное: ага, а ведь кое-кто фиктивный развод превратит в эффективный!

Но тут важно за злорадством не упустить важное. Мы вступаем в полосу долгого, брежневского типа (пока не умрем либо мы, либо генсек) застоя, не слишком отдавая отчет, что из себя представляет наша страна. В «управляемую демократию», а тем более, в общество западного типа, уже не верится.

В итоге — недоумение. Почему у нас вечно одно и то же? То есть застой, оттепель, реформы, репрессии, застой? Почему коррупция всюду, а если вспомнить царей, то и всегда?

Я бы предложил называть российское устройство патримониальной автократией. Этот нейтральный термин предложил американский историк Ричард Пайпс. Он означает, что вся собственность в стране (включая штаны на любой персональной заднице) принадлежит одному единственному человеку: автократу-самодержцу. А тот, кто с этим не согласен, — как, например, Ходорковский, — рискует остаться и вовсе без штанов. Неважно, как самодержец называется — царем, императором, генсеком или президентом, — важно, что он распоряжается страной и людьми единовластно и неподотчетно. Не случайно нынешний генпрокурор с гордостью назвал себя «слугой государевым». А кто бы сомневался, что он служит государю, а не обществу!

Но поскольку одному рулить невозможно, автократ делегирует часть своих прав слугам. При этом его главная забота — сохранение личной власти. Поэтому, выбирая между преданностью и профессионализмом, он останавливается на первом. Конечно, здорово, если тебе предан профессионал — Сильвестр или Адашев, Илларионов или Кудрин. Но если они проявляют строптивость, с ними прощаются быстро, а порой и жестко. Ничего личного, just business.

А преданный непрофессионал нуждается в благодарности, выражаемой кормлением — либо прямым (как в госкорпорациях), либо косвенным (как у полицейских и прочих силовиков) образом.

А теперь вопрос. Вы думаете, псы режима (даже если это региональный, мелкий режим, копирующий самодержавную вертикаль) рвут такой большой кусок, потому что они так громко лают, так страшно кусают и так преданно защищают хозяина?

Вовсе нет. Слуги государевы хотят много не за службу, а за неопределенность своего положения. Потому что как только государь умрет, будет убит или свергнут, пса с довольствия снимут: новому нужны свои преданные слуги. Был в русской истории примечательный период после 1725 года, когда в стране за 15 лет сменилось 6 самодержцев. Так вот, городок тюремного типа Березово в те годы работал в режиме нон-стоп: вслед за Меншиковым туда отправили Долгорукова, а за ним чуть не отправили (уже дом приготовили) врага Долгорукова Бирона, а затем туда же выслали свергшего Бирона Миниха, а затем Остермана…

После этого такой насыщенности период случился лишь после 1982-го: 18 лет, 6 самодержцев, глава КГБ и путчисты сидят у параши, Березовский торжествует, но вскоре бежит…

Слуге, повторяю, требуется платить вдвое по взаимосвязанным резонам: потому что он в первую очередь предан, и лишь во вторую профессионален; и потому что он не знает, когда оборвется служба.

Сегодняшний образцовый слуга государев — это Игорь Сечин. Я знаю многих, кто с ним знаком, и никто из них не сказал про него ни одного дурного слова. Доброго, впрочем, тоже. Это не самодостаточный Греф или Чубайс, а преданный слуга с портфелем в руках. Ну и кто его на «Роснефти» оставит после Путина?! Он — царево око, а не управленец или нефтяник.

И вот здесь начинается любопытный поворот. Когда у слуги оказываются деньги (а мы, судя по всему, вступили в период тотальной коррупции, играющей роль, так сказать, второго круга денежного обращения: коррупция — это не болезнь, а плата за самодержавие, ее нет лишь в жестких тоталитарных режимах: при Гитлере, Сталине, Ким Чен Ире), у него появляются два хозяина.

Один — тот, кто поставил слугу на окормление. Второй — собственно деньги. Вопрос: кого из них псу режима считать главным?

Разводы в Госдуме показывают, что деньги важнее. Деньги ведут себя предсказуемо. А посмотрите на тех, кто окружает сегодня питерского губернатора Полтавченко — что, в его кругу остались те, кто был предан Матвиенко?

Да и Владимиру Путину — ему сколько еще отведено? 10 лет? 20? Или 41 — вон, Кастро на троне 54-й год? Или его не станет завтра — описал же в своем романе «2008» Сергей Доренко, как героя по имени Путин убивает из пистолета герой по имени Сечин?

Двойная, тройная, десятерная мзда — это плата не за неведанье срока, за которым последует крах. И гаишник, даже рискуя сесть, берет мзду просто потому, что хеджирует риск сесть голым задом на ежа после того, как новый хозяин земли русской разгонит ГАИ по грузинскому образцу. И хорошо, если не введет запрет на профессии.

Преданность всегда обходится дороже профессионализма. А вода дырочку найдет, и слуги государевы (как бы они ни назывались — депутатами, бюрократами, силовиками или сотрудниками ФГУПов) определят, как продолжить служить настоящему, не кидающему тебя хозяину, как любить его и холить, потому что тогда деньги будут любить и холить тебя.

Рви, хватай, воруй, бери, тащи, ныкай, вывози, пили, а не дадут — гавкай, лай, наезжай, угрожай, вымогай. Это и есть главное содержание пьесы, которая идет нон-стоп в театре, где в царской ложе сидит стареющий, молодящийся одинокий мужчина, однажды дорого продавший преданность предыдущему царю.

А если не можешь рвать и хватать, — расслабься на своем третьем ярусе и постарайся получить удовольствие от сцены.

Дмитрий Губин, «Огонек»-Ъ

Перейти на страницу автора