Третье дыхание глобализации

О глобализации можно отзываться как угодно плохо или как угодно хорошо, но мир, кое-как объединяемый в единое целое гигантскими потоками товаров, услуг и денег, – это тот мир, в котором мы живем.

Четверть мирового ВВП в виде товаров и еще 5% в виде услуг экспортируется из одних стран в другие. Примерно 10% средств, вкладываемых в мировую экономику, это иностранные инвестиции. Полтора процента мирового ВВП, а это больше триллиона долларов, составляют туристические услуги, т.е. деньги, которые сотни миллионов людей ежегодно тратят в заграничных поездках. Планета никогда еще не выглядела такой открытой.

Теперь всмотримся более пристально. Две трети мировой торговли – это товары и услуги, которыми обмениваются между собой богатые державы прошлых призывов. То есть такие, которые числятся в богатых, по меньшей мере, уже полвека - страны Евросоюза, США и Япония. Прочий мир вовлечен в глобализацию гораздо слабее.

Но впечатляет, пожалуй, даже и не этот интуитивно очевидный факт, а то, что мировая торговля в последнее время перестала обгонять мировой экономический рост. Раньше-то обгоняла, и еще как. С 1950 по 2000 год вес мирового экспорта во всемирном ВВП поднялся с 8% до 26%. Но с начала XXI века эта доля остается примерно такой же, в отдельные годы даже уменьшаясь. И прогнозы объемов международной торговли на ближайшие два-три года обещают скорее застой, чем подъем. Получается, что база глобализации узковата, а ее расширение прекратилось. Видимо, и в самом деле близка смена эпох.

Чтобы лучше понять нынешнюю ситуацию, вспомним, какими были прошлые версии глобализации.

Международная торговля существовала всегда. Но упорядоченный вид ей впервые в истории придала промышленная революция, начавшаяся во второй половине XVIII века. Пионером этой революции была Англия, и формула глобализации № 1 была такой: Англия продает всему миру свои дешевые промышленные товары, а в ответ везет отовсюду сырье и продовольствие.

Вскоре была зафиксирована и первая попытка покончить с глобализацией. Наполеон навязал всей Европе, включая и Россию, свою «континентальную блокаду», т.е. запрет на торговлю с Англией. Но терпения хватило ненадолго. Войны 1812-1814 годов покончили и с наполеоновским режимом, и с «континентальной блокадой». Глобализация опять вступила в свои права. И была на подъеме после этого сто лет, заметно меняясь с годами.

К началу Первой мировой войны однополярный, англоцентричный мир сменился (в хозяйственном отношении) миром более сложным и, выражаясь в современных терминах, - многополярным. Выдвинулись новые мощные экономические державы – США, Германия, Россия, Япония. Несмотря на рост протекционистских барьеров, глобальная торговля росла и становилась все многообразнее. Правда, вклад в нее колониальных или просто бедных стран, где обитали 90% жителей планеты, оставался убогим: они снабжали сырьем державы-гегемоны, получая взамен готовые товары.

Последующее тридцатилетие, от начала Первой и до конца Второй мировой войны, было плохим временем не только для человечества, но и для глобализации. Державы, даже и не воюя, отгораживали свое хозяйство от других. В середине 1930-х мировая торговля была в разы меньше, чем в 1913-м.

В те времена знатоки почти повсюду сошлись на ошибочной мысли, что изоляция от других экономик хороша для своей собственной. То, что она плоха для всего прочего, было понятно даже и тогда. «Если безобидный велосипед не может пересечь границу, потому что там полно своих велосипедов, то рано или поздно границу пересекает танк». Так высказался один немецкий писатель о тогдашних торговых барьерах.

После Второй мировой войны соцлагерь замкнулся внутри себя, в том числе, естественно, и в хозяйственном смысле. А в остальном мире утвердилась модель глобализации № 2 с центром в Соединенных Штатах, которые производили тогда половину продукции всего несоциалистического мира. Международная торговля быстро росла, ее структура усложнялась, а роль Америки плавно, но неуклонно шла на убыль.

К началу нынешнего мирового кризиса формула глобализации выглядела примерно так: деньги - американские (мировые резервы на 70% состояли из долларов и только на 30% из евро, фунтов, иен, швейцарских франков и всего прочего); потребительские товары - китайские (китайский экспорт стал самым большим в мире, обойдя немецкий и американский); нефть - арабская (и только во вторую очередь российская, иранская или венесуэльская).

Такая глобализация заведомо не способна была стать вечной. Китайский работник не мог до бесконечности жить в бедности, производя товары, поставляемые в Америку в долг. Деньги, в растущих количествах и со все большей безответственностью изготовляемые Соединенными Штатами, раздували пузыри на нефтяных рынках. Да и сама способность доллара оставаться главной мировой валютой вызывала все больше сомнений.

А кризис последних пяти лет заставил всех, кого он задел, если и не начать перестройку своих экономических моделей, так, по крайней мере, всерьез задуматься над этим. Притом понятно, что в масштабах всей планеты смену моделей организовать нельзя. Это можно сделать лишь на тех уровнях, где есть эффективная власть, то есть в отдельно взятых странах или в экономических блоках. И пока такая перестройка будет идти, общемировые хозяйственные связи могут отойти на второй план. Что уже и выражается в сегодняшней стагнации мировой торговли.

Отсюда вытекает следующий вопрос: это исторический финал глобализации или только временная ее заминка?

На финал пока что не похоже. Последние два с половиной века глобализация не раз терпела неудачи, откатывалась назад, меняла свою формулу, но в стратегической перспективе только набирала силу. Можно предположить, что так будет и сейчас. Хозяйственное единство вернется в новом обличье.

В XIX веке Англия сначала контролировала рынки Европы, а потом, теряя там позиции, пыталась закрепить за собой рынки своих доминионов и колоний, а также Южной Америки. А сегодня британские товары едва заметны на рынках Канады, Индии или Аргентины, зато сама по себе британская внешняя торговля весьма велика и охватывает рынки Европы, США и Китая. Переменились партнеры и правила игры, навсегда потеряна роль всемирного торгового центра, но сама глобальность экономических связей сохранилась.

В первой половине XX века поддержание товарообмена между странами континентальной Европы казалось проблемой, у которой нет решения, разве что кто-то кого-то завоюет. А сегодня у главного экспортера Европы, Германии, первый торговый партнер – Франция, бывший вековой враг. Да и в целом из почти пятитриллионного (если считать в долларах) экспорта стран Евросоюза только треть идет во внешний мир, а две трети приходятся на товарообмен между самими членами ЕС. Похожим порядком и внешняя торговля Канады на две трети приходится на ее великого южного соседа – США.

Гигантский по масштабам взаимообмен товарами и услугами между странами сходного уровня развития, совершенно не свойственный асимметричной глобализации XIX века, - одна из примет глобализации сегодняшнего образца.

Ничто не мешает предположить, что в том же направлении станут меняться и роли новых больших игроков мирового рынка, и в первую очередь - Китая. По мере перестройки его социальной системы, которая уже идет, и приближения его уровня развития к уровню богатых стран, он понемногу перестанет быть мировым сборочным цехом и превратится в поставщика, а равно и в покупателя товаров и услуг всего технологического спектра.

Признаки этого уже просматриваются в разветвленных торговых отношениях Китая с Тайванем, Южной Кореей, Японией, Австралией и другими странами Восточной Азии и прилегающей к ней зоны. А нынешнюю, «сборочную» роль Китая переймут, да и уже перенимают, те, кто победнее, – например, Индонезия и Вьетнам. Функции, которые последние четверть века Китай исполнял в глобальной экономике, довольно явственно себя исчерпали, но на подходе новая экономическая роль, и по-своему даже более глобальная.

Появятся и новые мировые тузы. Всерьез еще не выходила на международный рынок гигантская Индия. Сегодня на нее приходится меньше 2% мировой торговли, и открытие ее экономики, которое рано или поздно состоится, может дать эффект, сравнимый с открытием экономики Китая в конце XX века.

Довольно скоро мировые игроки будут готовы к следующей волне глобализации, более мощной и широкой, чем предыдущая, и даже новые роли уже вчерне распределены. Нет только ответа на единственный вопрос, который как раз и может стать главным.

На что будет опираться мировая финансовая система? Без надежных финансов международные экономические связи долго не живут. В XIX веке опорой мировой торговли был фунт. В XX веке – доллар. Для XXI века ответ еще не найден. Когда и если его отыщут, глобализация № 3 вступит в свои права. Новый единый мир будет более многообразен, но, возможно, и более суров к неудачникам.

Какую роль в нем отводит себе Россия? Наши власти этого не знают. Их рассуждения о «преодолении нефтезависимости» - не подкрепленная никаким делом пустопорожняя болтовня. Да и зачем ее «преодолевать», если уж говорить серьезно? Мировой спрос на энергоносители, видимо, прошел свой пик, но еще долго будет большим. Нужно добывать их профессиональнее и дешевле. Нужно развивать переработку и сопутствующие производства. И, что важнее, увеличивать жизнеспособность всей остальной экономики.

Что российская ненефтяная экономика завтра сможет предложить внешнему миру? Из полутриллионного российского экспорта 70% приходится сейчас на нефть, газ и мазут. Остающиеся $150 млрд – это даже не уровень экспорта Малайзии или Таиланда. Это уровень маленькой Австрии.

У нас любят потолковать о близком крахе глобализации, которой, мол, туда и дорога, вместе с прочими изобретениями проклятого Запада. Но глобализация-то как раз выживет. И навалится и с Запада, и с Востока, и с Юга. Думать надо о том, как в ней придется жить. И лучше бы думать заранее.

Сергей Шелин

Перейти на страницу автора